Он обучал ударам ногой, кулаком, выпадам, скручиваниям, броскам через бедро осторожно, но достаточно настойчиво. Занимаясь с Крисом, Генри уменьшал нагрузки и периодически устраивал перерывы, чтобы мальчик мог передохнуть и восстановить силы. А вот с Лоры к концу занятий буквально сходило семь потов.
Когда Генри уехал, Лора, отправив сына принять душ, принялась с помощью Тельмы скатывать маты.
– Он симпатичный, – заметила Тельма.
– Генри? По-моему, да.
– Может, я тоже начну заниматься дзюдо и карате.
– Неужели твои зрители до такой степени недовольны?
– Шейн, это удар ниже пояса.
– Все средства хороши, если противник свиреп и безжалостен.
На следующий день Тельма, собираясь вернуться к себе в Беверли-Хиллз, укладывала чемоданы в багажник «шевроле-камаро».
– Послушай, Шейн, а ты помнишь свою первую приемную семью, в которую тебя отправили из приюта Макилрой?
– Тиджелы, – отозвалась Лора. – Флора, Хейзел и Майк.
Тельма облокотилась на нагретое солнцем крыло автомобиля:
– А помнишь, ты рассказывала об увлечении Майка газетами типа «Нэшнл инквайрер»?
– Разве такое забудешь?! Я помню Тиджелов так, будто рассталась с ними только вчера.
– Ну вот, – продолжила Тельма, – я много думала о том, что с тобой случилось. Об этом твоем ангеле-хранителе, который никогда не стареет и исчезает, буквально растворяясь в воздухе. И тут я вспомнила о Тиджелах. По-моему, во всей этой истории есть некая ирония. Там, в приюте Макилрой, мы по вечерам ржали над чокнутым стариной Майком Тиджелом… А теперь ты сама оказалась в центре экзотических новостей.
Лора тихо рассмеялась:
– Может, пора пересмотреть свое отношение ко всем этим сказкам о пришельцах, тайно поселившихся в Кливленде?
– Я просто пытаюсь сказать, что жизнь полна чудес и сюрпризов. Некоторые сюрпризы крайне неприятные, а некоторые дни черные, как мысли среднестатистического политика. Но в то же время случаются такие моменты, когда я начинаю верить, что мы здесь не просто так, а по какой-то причине, как бы загадочно это ни звучало. И во всем этом имеется какой-то смысл. В противном случае жизнь не скрывала бы столько тайн. А была бы скучной, ясной и простой, как банальная кофеварка. – (Лора молча кивнула.) – Нет, ты только послушай! Я мучаю свой английский язык, чтобы сформулировать идиотское философское изречение, которое по большому счету сводится к фразе: «Выше нос, детка!»
– Ты вовсе не идиотка.
– Тайна… – задумчиво произнесла Тельма. – Чудо… И ты, Шейн, оказалась в самом центре загадки. Это и есть жизнь. И пусть сейчас над тобой сгущаются тучи… Что ж, все проходит, и это пройдет.
Они стояли обнявшись возле машины и молчали, больше не нуждаясь в словах. Но тут из дома выбежал Крис с карандашным рисунком для тети Тельмы, который та должна была увезти в Лос-Анджелес. Неумелое, но прелестное изображение сэра Томаса Жабы, стоявшего перед кинотеатром и смотревшего на афишу с написанной крупными буквами фамилией Тельмы.
В глазах Криса застыли слезы.
– Тетя Тельма, неужели тебе обязательно нужно уезжать? А ты не можешь остаться хотя бы еще на день?
Обняв мальчика, Тельма осторожно, будто бесценный шедевр, свернула рисунок:
– Кристофер Робин, я бы с превеликим удовольствием осталась, но не могу. Мои преданные поклонники умоляют меня сняться в этом фильме. А кроме того, у меня ипотека.
– А что такое ипотека?
– Самый сильный мотиватор на свете. – Тельма поцеловала Криса, затем села в автомобиль, завела двигатель, опустила боковое стекло и подмигнула Лоре: – Экзотические новости.
– Тайна.
– Чудо.
Лора изобразила знаменитое приветствие Спока из «Звездного пути».
– Шейн, ты справишься, – рассмеялась Тельма. – Несмотря на все твои пушки и все, что ты успела мне рассказать, теперь я за тебя гораздо спокойнее, чем раньше.
Крис стоял возле матери, они провожали глазами машину Тельмы, пока та не свернула с подъездной дорожки на шоссе.
6
Просторный кабинет доктора Владимира Пенловского находился на четвертом этаже института. Когда Штефан вошел в приемную, там никого не оказалось, но из соседней комнаты слышались голоса. Штефан подошел к распахнутой двери в кабинет и увидел Пенловского, который что-то диктовал своей секретарше Анне Каспар.
