– Ты, конечно, очень милый, но…
– Лора, прекрати! И послушай меня. По-твоему, отказаться от ста штук равносильно тому, чтобы плюнуть в лицо богам удачи и вызвать ту самую молнию, о которой ты говорила. Но ты заслужила компенсацию, и на этот раз судьба тебя ее не лишит.
Лора позвонила Спенсеру Кину и сказала о своем решении.
Взволнованная, взвинченная, уже успевшая попрощаться со ста тысячами долларов, она вернулась в кабинет, села за пишущую машинку и принялась за неоконченный короткий рассказ, но, неожиданно почувствовав запах куриного супа, вспомнила, что оставила его на плите. Лора поспешила на кухню, где обнаружила, что почти весь суп выкипел, а пригоревшая лапша прилипла ко дну кастрюли.
В четырнадцать десять – в семнадцать десять по нью-йоркскому времени – Спенсер позвонил снова и сообщил, что издательство «Викинг» согласилось сделать сто тысяч долларов пороговой ставкой.
– Итак, меньшее, что ты можешь получить за «Седрах», – сто штук. Думаю, я назначу торги на двадцать шестое сентября. Лора, это будет великий день. Я чувствую.
Остаток дня Лора всячески пыталась поднять себе настроение, но так и не смогла избавиться от волнения. Новый роман «Седрах» уже стал большим успехом, независимо от того, что произойдет на торгах. Для беспокойства не было абсолютно никаких причин, однако волнение продолжало держать Лору мертвой хваткой.
Вечером Дэнни вернулся с работы с бутылкой шампанского, букетом роз и коробкой бельгийских шоколадных конфет. Сидя на диване, они потягивали шампанское, грызли шоколад и говорили о своем блестящем будущем, однако Лора не могла избавиться от сосущего чувства под ложечкой.
В конце концов она заявила мужу:
– Я не хочу ни шампанского, ни шоколада, ни роз, ни даже ста тысяч долларов. Я хочу тебя. Отнеси меня в постель.
Они долго занимались любовью. За окнами угасло позднее летнее солнце, и не успели Лора с Дэнни в сладкой истоме неохотно разомкнуть объятия, как на дом внезапно накатилась ночь. Лежа в темноте возле Лоры, Дэнни нежно целовал ее грудь, шею, глаза и губы. Лора поняла, что волнение наконец улеглось. Причем преодолеть страх ей помог отнюдь не выход сексуальной энергии. Нет, настоящим лекарством стали духовная близость, полное растворение в другом человеке, ощущение разделенных надежд, помыслов и общей судьбы. Грандиозное, чудесное чувство семьи, возникавшее рядом с Дэнни, было тем самым волшебным талисманом, ограждавшим ее от безжалостных ударов судьбы.
В среду, 26 сентября Дэнни взял на работе выходной, чтобы, когда придут новости из Нью-Йорка, быть рядом с Лорой.
В семь тридцать утра – в половине одиннадцатого по нью-йоркскому времени – позвонил Спенсер Кин. Он сообщил, что «Рэндом хаус» сделал первое предложение, превысившее пороговую ставку:
– Сто двадцать пять тысяч долларов, и торги продолжаются.
Два часа спустя Спенсер позвонил снова:
– Все ушли на ланч, так что пока все тихо. Но прямо сейчас мы поднялись до трехсот пятидесяти тысяч, причем шесть издательств по-прежнему участвуют в торгах.
– Триста пятьдесят тысяч? – переспросила Лора.
Дэнни, мывший на кухне посуду, уронил тарелку.
Когда Лора повесила трубку и посмотрела на мужа, тот с ухмылкой сказал:
– Если не ошибаюсь, ты боялась, что книга окажется полным дерьмом, так?
Через четыре с половиной часа, когда они сидели за столом в гостиной, делая вид, будто сосредоточились на игре в джин-рамми, демонстрируя при этом абсолютную неспособность вести сколько-нибудь точные подсчеты, Спенсер Кин позвонил снова. Дэнни проследовал за женой на кухню, чтобы услышать хоть часть разговора.
– Дорогая, ты сидишь? – спросил Спенсер.
– Спенсер, я ко всему готова. И мне не нужен стул. Скажи мне.
– Торги закончились. «Саймон энд Шустер». Один миллион двести двадцать пять тысяч долларов.
Ослабевшая от потрясения, Лора дрожащим голосом еще минут десять проговорила со Спенсером, а когда положила трубку, то поняла: после того как Спенсер назвал ей окончательную сумму, она не запомнила ни слова из их разговора. Дэнни вопросительно смотрел на жену, и, сообразив, что он не в курсе произошедшего, Лора назвала покупателя и сумму гонорара.
