С этими словами он достал из кармана и положил на ковер перед Насриддинбеком один из золотых браслетов. Бек оценивающе посмотрел на браслет, сверкавший посреди ковра, как звезда, перевел взгляд на юношу, усмехнулся:
— Так… Как зовут твоего отца?
— Мирхайдар.
— Чем он занимался?
— Он гончар.
Насриддинбек, словно припоминая что-то, задумчиво пожевал губами, в его глазах мелькнул хитрый огонек:
— Так, так… Значит, гончар Мирхайдар? Слышал, слышал, — и к радостному изумлению Миръякуба он твердо отчеканил: — Так вот. Мы прощаем вину твоего отца. Считай, что он уже на свободе.
Юноша так и взвился:
— Спасибо! Спасибо, светлейший!.. Всю жизнь буду помнить вашу доброту.
Насриддинбек, которому эта доброта ничего не стоила, ощупывая ястребиным взором браслет, подозрительно спросил:
— Золото настоящее?
— Браслет из чистого золота!
— М-м…
— Клянусь, светлейший!
— Ладно. Я верю тебе, — Насриддинбек сгреб браслет в ладонь, — никто не видел, как ты ко мне входил?
— Вроде, нет.
— И ты никого не предупреждал, что собираешься… м-м… поговорить со мной?
— Нет, светлейший.
— Хорошо. Теперь слушай внимательно. Ты должен будешь кое-что сделать для меня. Как говорится, услуга за услугу.
— Я ваш раб, светлейший.
— М-да… Ты знаешь Ибадуллахана?
Миръякуб утвердительно кивнул.
— Это племянник Асадуллахана. Так вот, незаметно прислушивайся к разговорам Ибадуллахана, Каюмхана, Рустама-байваччи и их приспешников. Ну, что они там толкуют про меня, про Султанмухаммада и особенно про Алимкулибека. Понял? Время от времени будешь докладывать лично мне обо всем, что тебе удастся услышать.
— Хорошо, светлейший.
— И чтоб держать язык за зубами!.. Авлиякулу-ата ни слова о нашем разговоре. Проболтаешься — пеняй на себя. А теперь ступай. Пока никуда не отлучайся из Урды. Твой же отец не сегодня-завтра вернется домой.
— Спасибо, светлейший!
Миръякуб, кланяясь попятился к двери.
На другой день Насриддинбек сам, через слугу, вызвал молодого конюха. Тот со всех ног помчался на главную площадь Урды, где его ждал мирза, временно замещавший бека. Вокруг мирзы теснились сановники, они с хмурым любопытством смотрели на бегущего конюха, которого отличил Насриддинбек. Миръякуб застыл перед ним в почтительной позе. Насриддинбек приказал:
— К вечеру подготовь моего коня. Я еду на свадьбу, — и, обращаясь к окружающим его сановникам, похвалил Миръякуба. — Парень — отчаянный лошадник. Все мы в молодости увлекались конями, а этот души в них не чает. — Он снова повернулся к Миръякубу: — надо бы дать моему гнедому звучное имя.
— Мы зовем его Лочин — Сокол.
— Лочин? Отлично! Он не хуже Карчигая?
— О, Лочин — это такой конь! — горячо отозвался Миръякуб.
— Надеюсь, ты и обращаться с ним будешь не хуже, чем с Карчигаем. Да, к вечеру надень новый халат — поедешь с нами на свадьбу к Саидкаримбаю, он выдает замуж свою дочь. Присмотришь там за Лочином. — Насриддинбек отвел Миръякуба в сторону, что-то шепнул ему на ухо. Все решили, что он дает конюху дополнительные наставления насчет своего коня. На самом же деле мирза предупредил Миръякуба, что на свадьбе будут Ибадуллахан и Рустам-байваччи, и он глаз с них не должен спускать!.. Миръякуб мотнул головой: будет исполнено, и отправился на конюшню.
Вечером он умылся, приоделся и вывел к урдинским воротам оседланного Лочина. Подсадив на коня Насриддинбека, он последовал за пышным сановным кортежем к дому Саидкаримбая.
По обеим сторонам ведущей туда улицы толпились люди Саидкаримбая. Склонив головы, скрестив на груди руки, они приветствовали знатных гостей. У самых ворот Насриддинбека встретил сам хозяин, торжественно провел всех во двор. Там, на айванах, уже восседали группами почетные гости, сановники, городские баи. При появлении Насриддинбека все встали — ведь он был правой рукой светлейшего Алимкулибека!..
Звучала музыка, пели хафизы. Гостям, одно за другим, подавали изысканные блюда.
Самых высоких гостей: главу духовенства — шейха-ул-ислама, верховного судью, Насриддинбека и других Саидкаримбай пригласил на просторный айван с причудливо разрисованным потолком. Насриддинбек с удовлетворением отметил про себя, что «кокандцев», Ибадуллахана и Рустама-байваччи, поместили на другой айван, попроще. Об этом, видимо, позаботился хозяин, державший сторону Алимкулибека, а значит и Насриддинбека.
