Бек, правда, порой подтрунивал над Султанмухаммадом, отпускал по его адресу соленые шутки, прозвал «петушьим султаном» (Насриддинбек ходил в «лягушках»), и все же он безгранично доверял своему сарбазу. Только при нем да при Насриддинбеке он позволял себе поиздеваться над невежеством Худоярхана, откровенно порассуждать о положении в Коканде. А вот при Асадуллахане, ханском родственнике, тоже занимавшем в Урде высокий пост, бек держал язык за зубами, подозревая в нем кокандского агента. Бек даже пытался удалить Асадуллахана из Ташкента, но это ему не удалось, и он сказал сарбазу: «Видно, за его спиной есть еще спина».
Перед Султанмухаммадом заискивали другие сарбазы. Этого воина с острым ястребиным взглядом, всегда ходившего с опущенной головой, побаивались и приближенные бека. Они на все лады расхваливали сарбаза перед Алимкулом, а когда бек, находясь в хорошем расположении духа, добродушно подшучивал над Султанмухаммадом, этим «Абу-Муслимом»,[16] — все готовно подхватывали его шутки и смеялись вместе с ним.
Ташкентским правителем назначил Алимкулибека Худоярхан, по совету своего визира кушбеги Мусульманкула. За время правления бек сумел настолько упрочить свой авторитет, что удержался на месте и после того как казнили Мусульманкула.
Урдинцы величали его: Святейший, военные — Полководец, горожане — Главнокомандующий.
Среди сарбазов и ополченцев о нем шла слава как об искусном воине. На его поясе неизменно торчала исфаганская сабля в красных ножнах, а слева — подаренный Худоярханом пистолет иностранной марки. Несмотря на полноту, он ловко, одним махом вскакивал на коня, а в рубке лозы не было ему равных.
Глядя на Миръякуба, бек все улыбался, к недоумению окружающих. Потом спросил:
— Усердно ли ухаживаешь за лошадьми, парень?
Голос у него низкий, глуховатый. Миръякуб, запинаясь, пробормотал:
— Я… я стараюсь, ваша светлость.
— Как Карчигай? Хорош, а? Любишь его?
— Как же не любить такого красавца! — пылко откликнулся Миръякуб.
Бек с улыбкой повернулся к Султанмухаммаду: — Этот парень за коня жизнь отдаст. Потому он мне и приглянулся. Обучи его военному делу, сарбаз. Хорошенько поднатаскай. Помнишь, что я тебе говорил?.. Нам нужны умелые воины. Главная наша забота — укреплять войско.
Сарбаз согласно кивнул. А Миръякуба так обрадовали слова бека, словно угадавшего его сокровенное желание, что он забыл обо всем на свете. Насчет отца Миръякуб даже не заикнулся.
А бек все так же благожелательно проговорил:
— Твое счастье, что у тебя есть я. Служи мне преданно, не забывай о боге, и ты будешь вознагражден за свое усердие.
Миръякуб промямлил что-то в ответ, Султанмухаммад яростно зашептал ему на ухо:
— Скажи, паршивец, желаю вам вовек быть здравым и невредимым, и да приумножатся ваши чины и титулы! Ну! Говори, негодяй: я раб ваш, будь у меня не одна, а тысяча жизней, всеми бы пожертвовал для вас…
Миръякуб, как в полусне, повторил за сарбазом эти слова. Когда бек садился на коня, юноша бережно поддержал его за сапог. Он готов был, в порыве благодарности, щекой прильнуть к этому сапогу!..
В сопровождении десятка сарбазов, в том числе и верного Султанмухаммада, бек выехал со двора. Осмотрев крепость Ниязбек, он к полудню возвратился в Урду. Передав Миръякубу коня, поднялся на айван, велел позвать Насриддинбека и Султанмухаммада. Пронюхав каким-то путем о предстоящем совещании, к беку сунулся было и Асадуллахан. Бек встретил его с преувеличенным радушием, но дал почувствовать, что тот здесь лишний, и при нем никакого важного разговора все равно не состоится. Асадуллахану пришлось уйти.
Насриддинбек заложил под язык насвай. Алимкулибек тотчас потребовал чилим. Слуга принес роскошный чилим в латунных узорах, раскурил его и, сделав пару глубоких затяжек, почтительно передал беку. Пуская сизые клубы дыма, Алимкулибек сказал, желая поддеть сарбаза:
— Что молчите? Языки проглотили? Так только лягушки пялятся на людей…
— Это вы про кого, ваша светлость? — непонимающе спросил сарбаз и покосился на Насриддинбека. — С одной-то лягушкой я дружен…
Бек расхохотался; глаза у него совсем закрылись:
