Молчаливый полет - страница 42

Шрифт
Интервал

стр.

За далекой холодной Невой.
Ты дарил меня хлебом и чином,
Я рядился в покорство слуги,
Но шипел пред тобой, трехаршинным,
Как змея из-под конской ноги.
Жег мне очи твой взор василиска,
Ты глушил меня стуком сапог,
Я не мог тебя вытерпеть близко,
Полузверь, получерт, полубог!
Но приблизился час незаконный —
Прогремела измены труба,
И сорвали царевы погоны
Вероломные руки раба. —
Я бежал на украденном судне,
Я бежал от родимых оков,
Чтоб начать бесприютные будни
Двух томительно долгих веков.
Да, не год и не десять, а двести,
Двести лет я блуждал по морям,
Избегая губительной мести
И служа иноземным царям.
Флаги Запада, Юга, Востока
Против пестрого флага Петра
Я взносил на вершину флагштока
И кричал не по-русски «ура».
Я с Косцюшкой мутил под Варшавой,
С Бонапартом Кутузова гнал,
Под Цусимой к японцам шершавый
Ржавый бот мой присоединял —
Мне ничто не давало отрады,
Я терзался при мысли о том,
Что нельзя мне у Невской ограды
Потягаться с Петровым гнездом.
Лишь мечта — но куда ее денешь,
Если вдруг моряки говорят,
Что какой-то вельможа Юденич
Вызывается взять Петроград?
Ну, конечно, конечно, конечно, —
Где же быть мне еще, как не там? —
Как влюбленный к фате подвенечной,
Приближаюсь к туманным фортам…
Где же знамя Российской державы?
Где веселого шкипера флаг?
Кто-то новый, на вид моложавый,
С красным флагом подъемлет кулак.
Успокоился деспот беспутный,
Но наследников дал легион
И для каждого силою чудной
Повелительный выстроил трон.
Я смирился — вернулся обратно
И мечом пренебрег для пера,
Чтоб в заморской печати бесплатно
Славит оборотня-Петра.
Над Невой выбивают куранты,
Над кремлевским гремят кирпичом,
Чтоб заснуть не могли эмигранты,
Чтоб забыть не могли ни о чем…
Император, божественный Петр!
Миллионный свой гнев утаи —
Вот выходят на жалобный смотр
Непокорные слуги твои…
Бездноликий властитель московский!
Помоги же мой выкупить крест,
Чтобы Красин иль тот Раковский
Разрешили мне визу на въезд!
А тогда меня примет Чичерин
И прочтет эстафету мою,
Что Мазепа католикам верен
И что Карла убили в бою.

8 октября 1926

Нева[182]

Медлительно и вдохновенно
Пульсируя в коже торцовой,
Нева, как священная вена,
Наполнена кровью свинцовой.
Невзрачные в теле линялом,
Невинные синие жилы
По каменным Невским каналам
Разносят сердечные силы.
Но город, привычный к морозам,
Простудных не ведая зудов,
Страдает жестоким неврозом
И острым склерозом сосудов;
По городу каждую осень
Грядёт от застав и рогаток,
Швыряет несчастного оземь,
Хватает за горло припадок;
Хрипят от закупорки вены,
И жалобно хлопает клапан,
Гневясь на устой сокровенный,
Где уровень в камень вцарапан.
И, стиснута пробкой заречной,
Как рельсы на дебаркадере,
Венозная бьётся со встречной,
С пылающей кровью артерий.
Лейб-медик, гидрограф смятенный,
Термометры с долями метра
Спускает под мокрые стены
И цифрами щёлкает щедро.
И каждая новая мерка,
В жару залитая Невою,
С беспомощного кронверка
Срывается чёткой пальбою.
«Увы, опускаются руки, —
Лейб-медик смущённо лепечет, —
Вся сила врачебной науки
В гаданья на чёт и на нечет…
Я мог вам помочь предсказаньем,
Но где я достану хирурга,
Чтоб вылечить кровопусканьем
Тяжёлый недуг Петербурга?»

9 ноября 1926

Военные грезы[183]

Не в походе, не в казарме я,
Паинька и белорученька, —
Только грезится мне армия,
Alma mater подпоручика…
Перестрелянные дочиста,
Прут юнцы неугомонные
Из полка Его Высочества
В Первую Краснознаменную!
Не кокарды идиотские —
Пялим звезды мы на головы,
Мне в декретах снятся Троцкие,
И в реляциях — Ермоловы.
Не беда, что всё навыворот:
Краснобаи и балакири,
Сны рисуют ротный пригород,
Где раскинул мы лагери.
Утром, пешие и конники,
Ходим Ваньками ряженные,
Вечером ряды гармоники
Слушаем, завороженные.
В праздничек бабец хорошенький
Ждет бойца за подворотнею, —
Всю неделю — ничегошеньки,
Вся журьба — в постель субботнюю!..
…………………………………
Не в казарме, не в походе я,
Белорученька и паинька,
Войны — выдумка бесплодия,
Мать их — царственная паника.
Есть в кавалерийской музыке
Барабанный пыл баталии —
Он закручивает усики
И подтягивает талии
Это с ним амурит улица,
С ним тоскуют души жителей:
Трусят, мнутся, жмутся, жмурятся
И не узнают спасителей!

12 ноября 1926

Пояс[184]


стр.

Похожие книги