Молчаливый полет - страница 39

Шрифт

Интервал

На сутках, слитых воедино.

Ноябрь 1925

«Багдадский вор»[165]

— Пойдем в кинематограф, Тата!

Забыв о беспокойном дне,

Посмотрим Вора из Багдада

На оживленном полотне. —

Звенит рассказ Шехерезадин,

Неотразим Багдадский Вор,

Хотя жара, хотя досаден

Идущий рядом разговор.

Но чем смелей герой багдадский,

В одном порыве всех родня,

Тем незаметней смех солдатский

И пар влюбленных воркотня.

А уж у входа ждут заботы,

Арабский конь уж кончил ржать,

И должен я, держа Вам боты,

Вас гурией воображать,

Когда, оставив небылицы,

Шехерезаде и Фатьме,

Вы мокрым взором Кобылицы

Меня отметите во тьме.

Декабрь 1925

Компас жизни[166]

В этой жизни каждый миг

В ночь влеком и смертью скован —

Смотрит в север напрямик

Стрелка компаса морского.

Но бывает в сердце дурь

И забвенье верной смерти,

Если путь магнитных бурь

Карту моря перечертит:

Север брошен, страх изжит,

И, забывши мрак и вьюгу,

Стрелка гнется и дрожит,

Поворачивая к югу!

Декабрь 1925

Весы[167]

Вы англичанин, Вы иностранец —

И Вам, конечно, не всё равно,

Где спляшет Русский свой дикий танец

И где прорубит свое окно.

Но в каждом веке иной Мессия —

К чему лукавить, любезный сэр? —

Россия долго была Россией,

Пока не стала СССР.

Народы дети, и детский лепет —

Народный ропот, народный смех,

Народы глина, а мастер лепит

Судьбу немногих и судьбы всех.

Столетья тлели в сырой надежде

Теряли бога и бог терял,

Являлся мастер, один как прежде,

И принимался за матерьял —

И все, кто ни был по горным склонам,

По океанам и по морям,

Повиновались наполеонам

И Иисусам и Цезарям. —

Но что с Востоком и чья заря там?

Апокалипсис, ищи словес!

Полумессиям и цезарятам

Найди достойный противовес. —

Весы играют слепым балансом,

И сэр в азарте, и сэр ослеп,

И вот на чашу безумным шансом

Кидает Ленин свой тяжкий склеп…

Весы в балансе, невнятны числа,

Но, сэр, — опомнись и наблюдай,

Как тень надежды от коромысла

Ползет на джунгли и на Китай!

1925

Скрижали любви[168]

Тонкой девичьей печали,

Тонкой памяти уроки

В недобитые скрижали

Впишет мальчик синеокий.

Ночь, проведенная мудро,

Кудри мальчику пригладит,

У окна его наутро

Молчаливый голубь сядет;

День протянется дорогой,

А от голубя ни вести,

Ни словечка о далекой

О потерянной невесте…

Ах, на теплые колени

Кто ей голову преклонит?

Крылья хлещут — и в забвеньи,

В белой туче голубь тонет.

Лишь надтреснутые плиты

С письменами муки нежной

Ослепительно раскрыты

Над печалью безутешной.

1925?

Кубок[169]

Как удалой варяжский князь

Врагов о битве предваряет

И те, лукаво сторонясь,

Ему дорогу затворяют,

Как череп рушит булава

И точат кубок печенеги,

И княжеская голова —

Источник пиршественной неги…

Подобно юному варягу,

Я тоже пал, идя «на вы»,

И пьет лирическую брагу

Мой враг из гордой головы.

Но сыт ли он, иль горек кубок

Иль беден пуншевым огнем,

Что только край капризных губок

Судьба обмакивает в нем?

3 января 1926

Лошадь и автомобили[170]

У битюга весь день болит крестец

— Он, кажется, умрет с надрыву, —

Какой был груз и как хлестал подлец,

Подлец извозчик — в хвост и в гриву!

А рядом, угрожая и ярясь,

Бензином фыркая в разгоне,

Ногами круглыми кропили грязь

Враждебные стальные кони…

Их не ругали, не секли бичом,

Дорогу они знали сами,

Подъем и мрак им были нипочем

С бесчувственными их глазами!

И каждый раз, когда нахально ржал

Стальной чужак в пустом усердьи,

Старик-битюг болезненно дрожал

И думал о зеленой смерти.

— О металлические жеребцы!

У вас в телах ни капли ласки —

Ведь это вам, несчастные скопцы,

Мотоциклетка строит глазки! —

И дряхлый конь, уже готовый пасть,

Уже скользя двумя ногами,

Припоминает жизнь, и кровь, и страсть —

И торжествует над врагами.

4 января 1926

Последнее слово Герострата[171]

«Сограждане! Вы можете судить

Дерзнувшего на небывалый подвиг

И оскорбившего своей рукой

Богиню, благосклонную к Ефесу.

Вы можете неистово пытать

И, осудив, предать позорной казни

Занесшего над храмом Артемиды

Кощунственные факелы поджога

И от стрелы карающих небес

Не павшего в минуту святотатства.

Но можете ли вы предупредить

Стоустую молву о честолюбце,

Разрушившем создание искусства

И вышней покровительницы нашей

Хранимую и чтимую обитель?

Сумеете ли вы перехватить

Смущенный и подобострастный ропот

О муже, сочетавшемся с мечтой

Похожие книги

Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

Сигизмунд Доминикович Кржижановский, Юлиан Тувим

Ночной корабль

Мария Вега

Хризалида

Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович, Татьяна Феликсовна Нешумова

Письмо самому себе

Борис Анатольевич Нарциссов

Стихотворения

Марк Ариевич Тарловский

Огонь

Марк Ариевич Тарловский

Лихое времечко

Ира Николаева

Золотая Цепь

Ваан Сукиасович Терьян

Образ жизни

Коллектив Авторов

Из глубины. Избранные стихотворения

Илья Исаакович Рейдерман