«Добро пожаловать домой, Дейв Теннинг. Добро пожаловать снова в число живых. Нет духового оркестра, но и что с того? Духовой оркестр играет Дейву Теннингу Второму. Псевдочеловеку, творящему добро». Откуда-то доносились безумные, прыгающие ритмы мелодии, вызывающей ностальгическую грусть.
Вернулась Мэри, она была бледна.
— Я все думаю об Энди, — сказала она. — Какой он был, когда жил. Ему нравились эти психофоны, а я никак не могу привыкнуть.
А вправду ли после 1945 года люди хотели жить по-старому? А может, вступили в действие законы развития общества, назрели эволюционные перемены? Внешне все осталось по-прежнему, но ведь люди всегда любили окружать себя новыми предметами — если только они не были слишком новыми и не слишком назойливо указывали путь к Переменам. Прежде чем ребенок начнет бегать, он должен научиться ходить, пересиливать страх.
— Ну и что с Пелхэмом? — спросил Теннинг.
— Кариб-стрит, вела ти.
— Как… как туда добраться?
Она объяснила ему, но он так толком ничего и не понял. Мэри осушила свой стакан.
— Ладно, я провожу тебя. Покончим с этим и снова вернемся сюда.
Они сели в автобус — никто не требовал платы за проезд — ив конце концов добрались до уютного старомодного домика на окраине. Мэри заявила, что подождет в баре на углу, где выпьет чанга. Нажимая кнопку звонка, Теннинг гадал, какого цвета этот чанг.
Дверь открыл сам Пелхэм. Он был теперь ниже, совершенно лысый и какой-то пыльный. Красное обвислое лицо вопросительно поднялось к Теннингу.
— Слушаю?
— Ройс? Ты узнаешь меня?
— Нет, — возразил Ройс Пелхэм. — А что, должен бы?
— Не знаю, как давно это было, но… Теннинг, Дейв Теннинг. «Стар». Тысяча девятьсот сорок пятый.
— Вы друг Теннинга? — спросил Пелхэм.
— Мне нужно с тобой поговорить. Я постараюсь объяснить…
— Пожалуйста, входите. Сегодня вечером я один в доме, дети ушли.
Они уселись в роскошной комнате, обставленной в основном старой мебелью, среди которой, впрочем, встречались и новые предметы, нарушающие гармонию, вроде сверкающего, двигающегося и звучащего кристалла на подставке. Пелхэм был вежлив, он сидел и слушал. Теннинг рассказал ему все, что пережил и узнал, не скрывая ничего.
— Но вы же не Теннинг, — сказал Пелхэм.
— Я ведь уже сказал, что он мой двойник.
— Вы даже не похожи на Теннинга.
— Я постарел.
— Вы никогда не были Теннингом, — отрезал Пелхэм и сделал какой-то странный жест.
Часть стены превратилась в зеркало. Теннинг повернулся и увидел человека, который не был Теннингом. Который даже не походил на Теннинга.
Это сделали в Замке Иф. У них там не было ни одного зеркала. Только Шан могла бы рассказать правду, но ей было все равно. Пять, десять, даже двадцать лет не могли его так изменить, лицо было совершенно иным. Он стал старше, но он не был постаревшим Дейвом Теннингом. В Замке Иф постарел кто-то совершенно другой.
— Отпечатки пальцев, — прошептал Теннинг после долгой паузы и повторил это дважды, прежде чем голос его перестал дрожать. — Отпечатки, Ройс. Их не могли изменить.
Но потом он взглянул на свои ладони. Теннинг помнил, как должны выглядеть его отпечатки, но эти линии и спирали были какими-то необычными.
— Мне кажется… — начал Пелхэм.
— Неважно. Они ничего не упустили. Но мозг у меня по-прежнему мой. Я помню времена прежнего «Стар».
Он умолк — двойник тоже помнил бы их. Двойник был идеальной копией Дейва Теннинга образца 1945 года вместе с его воспоминаниями и всем прочим. ЕНОХ АРДЕН. ЧУЖОЙ И НАПУГАННЫЙ. В МИРЕ, КОТОРЫЙ Я ТАК НИКОГДА И НЕ СОЗДАЛ.
— Должен быть какой-то способ доказать, что…
— Я человек без предубеждений, — сказал Пелхэм, — но, поверьте, я знаю Теннинга много лет. В прошлый квестен мы встречались с ним за ленчем в Вашингтоне. Вы просто не вправе ожидать, что у вас получится то… что вы задумали.
— Может, и нет, — буркнул Теннинг. — Значит, в конце концов меня настигнут и вновь отправят в уютную маленькую комнатку черт знает где.
Пелхэм развел руками.
— Ну ладно, — закончил Теннинг. — Во всяком случае и на том спасибо. Я пойду.
И он вышел.
Когда Теннинг вошел в бар, Мэри пила у стойки свой апельсиновый чанг. Теннинг сел на стул рядом с ней.
