– Да, мне всегда хотелось о чем-то написать, и даже американцы напечатали обо мне статью как о романистке.
– Давайте вернемся к России. Во время революции семнадцатого года вы были взрослым человеком, а, значит, многое помните…
– Да, конечно, как я уже сказала, в моей памяти остались замерзшие трупы солдат на Дворцовой площади. Я шла с вокзала и не успела перейти на ту сторону Невы, мост уже развели. Я была в отчаянии. Мне было страшно… Я стучалась, звонила в каждый подъезд, в дома знакомых, но никто не выходил. На Невском я просидела около двери какого-то дома, вжавшись в стену… Я видела, как стреляли казаки. Они бежали к Дворцу, чтобы спастись… А в них стреляли с крыш, они падали с лошадей, и лошади падали… Невский проспект был покрыт телами. Кровь лилась. Наконец я попала в дом знакомого фотографа. А в это время мой муж искал меня повсюду. Я никогда это не забуду, мне было так противно видеть пьяных солдат, которых я раньше провожала на фронт воевать с немцами, и всегда считала, что они такие чудные, милые… А теперь эти ужасные мужики громили город…
– В целом ваша жизнь сложилась? Она была счастливой, удачной? Или не совсем?
– Вы думаете, можно быть счастливым, покинув Родину? Я живу воспоминаниями… Никогда не забуду того дня, когда я видела последний раз Государя. Это было незадолго до революции. Моего двоюродного брата ранили на войне, и он приехал на лечение в Петербург. Мы пошли с ним в театр. Офицеры имели преимущественное право занимать ложу. В Мариинском театре играли «Бориса Годунова». Поскольку ждали Царя, спектакль задерживался. Я смотрела вокруг и видела рядом с роскошно одетыми дамами много военных, видимо, так же, как и мой брат, приехавших с фронта. Когда заиграли гимн, зал встал. В эту же секунду я увидела вошедшего в ложу Царя. Представление длилось около двух часов. Пение Шаляпина мне запомнилось на всю жизнь. И не только пение. Весь зал ахнул, когда Шаляпин вдруг встал на колени перед ложей, где сидел Государь. Тогда в газетах писали, что в Петербург приехал французский генерал Костиньо. Этот генерал тоже был в опере, Государь позвал его в ложу. Мне это почему-то запомнилось.
– Вы вспомнили о Шаляпине, он тоже, как и вы, жил здесь в эмиграции. Вы не встречались?
– К сожалению, нет. Когда он пел в Париже, я не могла пойти на его концерты. А в основном он пел в Италии.
– В эмиграции оказались многие… Как вы относитесь к Керенскому?
– Я не хочу слышать о нем! Я ненавижу всех, кто погубил Россию. Ненавижу! Россия была самой великой, самой богатой страной. Абсолютное большинство русских обожали Царя, знаю, что крестьяне даже после революции говорили, как же они будут жить без батюшки-царя. Эти мерзавцы большевики уничтожили крестьян, и Россия стала голодать. Вот и вы голодаете теперь в России…
– Вы следите за событиями в России? Читаете газеты? Что вас сейчас волнует больше всего из того, что у нас происходит?
– Меня волнует все, что происходит в России. Я очень надеюсь, что русским людям предоставят возможность жить лучше. Надо держаться. Я надеюсь, что Россия воспрянет. Да и не только я, многие здесь, во Франции. А насчет газет – мне трудно читать из-за больных глаз.
– Вы выходите в свет?
– Да, стараюсь бывать. Недавно в Биаррице – это на юге Франции – организовали вечер мемуаров, и я долго говорила о русской революции, о тех пьяных солдатах. Билеты сделали платными, народу было много, и все пошло в пользу русской церкви.
– А воспоминания о прожитом не пишете?
– Вы знаете, к сожалению, я многое забыла.
– Конечно, что-то забывается, но ваша жизнь была так насыщенна, что о многом можно рассказать потомкам.
– Вспоминается первое замужество. Муж купил дом на Невском проспекте. Уезжая, мы закрыли его на ключ, там остались дорогие мне вещи, но я их больше не видела. Ведь был такой разор… А муж вскоре погиб. Он въехал на машине в большое дерево.
– Голицыных в России немало. Вы поддерживаете отношения с российскими родственниками?
– Да, князь Андрей Голицын приезжал ко мне из Москвы. Очень милый, хороший человек.
– А с Великим князем Владимиром Кирилловичем Романовым вы общаетесь?
