Ленлин горланил:
Посмотри на эту тучку,
Милая моя!
На кого она похожа?
Точно на тебя!
Видишь, ветер изгибает
Тучкины края?
Точно так ты хмуришь брови,
Милая моя!
Потом последовали куплеты о глазках милой, ее щечках и ушках, Ленлин наслаждался. Встречные ухмылялись, глядя на веселого Ленлина и его хмурую спутницу. Девушка невозмутимо писала — с таким видом, будто она на дороге одна.
— Элина, — окликнул поэт, — ну что ты такая?
— М-м?
— Погляди, какое славное утро! Солнышко, птички, роса в траве, будто пригоршни бриллиантов!
— Угу. Вот послушай:
У страха много разных лиц,
Обличий много злых,
Но нет страшнее Лордов Тьмы,
Злодеев семерых.
Девушка громко стукнула по дощечке — должно быть, с наслаждением поставила точку, подвела итог долгих трудов.
— Как тебе это? Если мы начнем историю Корди с этого вступления?
— И это все, что ты сочинила за целое утро? Я-то уже воспел твои брови, и твои глаза, и…
— Я думаю, балладу нужно начать с такой фразы — о Семи Спасителях Мира. Когда Корди завершит путь, никого из них не останется в живых, поэтому я не уверена, что читатели… ну, кто потом, годы спустя, возьмется за эту балладу — будут ли они знать о Семерых? Нужно как-то систематизировать историю, объяснить, почему эти Лорды… ну, с чего все началось…
— Тогда следовало бы начать с Повелителя.
— Э… Повелитель… Думаю, о нем потомки будут знать. Вот Лорды Тьмы — о тех могут и забыть. И о Корди могут забыть, вот я и собираюсь записать все с самого начала о нашем времени. Чтобы помнили!
— Элина, ты говоришь странные вещи. И грустная все время какая-то. — Ленлин поглядел на девушку, восседающую на лошади, снизу вверх. — И мне сдается, чем дольше ты читаешь эту странную книгу, тем мрачней делаешься. Да что там такое, в этих страницах?
— Правда, — буркнула Элина. — В этой книге — правда. Старинные пророчества, которые вот-вот станут явью… уже становятся! На наших глазах легенды облекаются в плоть.
— Ага! Вот я и спешу запечатлеть в песнях…
— Да, но послушай! Ты любишь повторять, что правда заключена в твоих куплетах, вот я и хочу, чтобы так оно, в самом деле получилось. Однако чтобы люди не забывали, куплеты должны быть написаны хорошо. Если сочинять поспешно, на ходу, выходит легкомысленно, неправильно! Пока ты поешь, тебя слушают, но когда тебя рядом нет — тут же выбрасывают из головы.
Ленлин задумался:
— Ну… пожалуй… если я пою — это лучше, чем если просто пересказать. Конечно, мой голос и лютня, они существенно украшают песню… А знаешь, когда мы были с Корди, у меня получалось настоящее! Да, верно, я еще подумал: когда я оставался рядом с ним, выходит настоящее. Словно мне правильные строки кто-то в ухо нашептывал… Тогда люди запоминали мои песни, точно! Вот я и хочу снова его разыскать… чтобы песни были настоящие…
— Нужно сочинить красиво и обязательно записать в книгу. Так как тебе начало? Насчет Семи Лордов?
Ленлин принял озабоченный вид, будто обдумывает… наконец важно изрек:
— Хорошо.
— Тогда нынче вечером, когда остановимся на ночлег, я запишу начало в книгу.
* * *
Дорога, по которой двигались Ойрик с хмурым подручным, проходила местами, которые пережили войну — это было очевидно. То тут, то там виднелись свежие пожарища, черные обугленные остовы выделялись яркими пятнами на фоне серого пейзажа севера. Вообще, северо-западная четверть Круга изобиловала руинами и остатками каких-то забытых городов и храмов, здесь люди жили с древних времен, в отличие от юга, куда цивилизация пришла совсем недавно — но свежие разрушения сразу бросались в глаза.
Здесь уже начались дожди, путники ежились в промокших накидках местного покроя, которые Ойрик приобрел для обоих. Дороги не были пусты, в обе стороны перемешались пешеходы и повозки. Прерванная нападением Ройнгарда жизнь постепенно налаживалась. Кто-то спешил продать сбереженный урожай, кто пробирался на юг, а были и такие, что возвращались домой. Люди вроде беженцев, встреченных работорговцами в порту, те, кто не сумел вовремя убраться в более мирные области Круга, а теперь передумал съезжать, те, кто решил все-таки перезимовать в родных краях.
