— Солженицына нет, — буркнул Моисеич. — Фуфла не держу.
— Это ты напрасно. У Солжа интересный язык. Да и не стал бы Твардовский читать графоманию вслух по всей Москве, когда проталкивал рукопись… Но бог с ним, у меня сейчас беллетристика вообще не идет.
— Я про «Архипелаг», — отрезал Моисеич. — Там такая цифирь, за которую в приличном обществе автора прописали бы у параши… Чего стоишь, проходи.
— Мне надо углублять образование, — сказал Коля в сутулую Моисеичеву спину. — Видишь, я даже о Солже с тобой поспорить не могу. О том, что классики называли «отделкой текста» — запросто, а о содержании — нет.
— Отделка текста! — Моисеич фыркнул. — И штукатурка.
— Цейтлин, «Труд писателя», шестьдесят второй год, — козырнул эрудицией Коля. — Так и сказано: отделка текста. Достоевский называл отделку текста Тургеневым «почти ювелирской». Достоевский для тебя авторитет? А Тургенев? А я?
— Да кто вас знает, я же не читал, может, вы все гении хреновы, — сдался Моисеич. — Вот Солженицын твой совершенно точно фуфло. Как историк говорю.
— Нафиг мне сдался твой Солженицын! Может, для тебя и Розенталь не авторитет? — бахнул Коля из главного калибра.
— Розенталь… — задумался Моисеич. — Фамилия «Розенталь» мне безусловно знакома…
— Ага!..
— А кто это?!
— Ага! — повторил Коля. — А я его своими глазами видел — вот прямо как тебя!
И торжествующе умолк, глядя на историка сверху вниз.
— Срезал, — признал Моисеич. — А чего у тебя морда красная и глаз какой-то шальной? Извини, конечно.
— Да я это… Вторую неделю в штопоре. Вот, хочу занять голову чем-нибудь серьезным, чтобы о плохом не думала.
— У-у… В таком состоянии, друг ситный, я бы тебе антисоветчину не советовал, прости за аллегорию, или как это у вас с Розенталем называется.
— Тавтология. А почему не советуешь?
— Человек в запое восприимчив ко всякой наукообразной фигне, — авторитетно заявил Моисеич. — Несмотря на образование. Как ни странно, особенно страдают технари. Им кажется, что они своей алгеброй поверят любую гармонию — вот и пролетают на сущей ерунде вроде «Воспоминания о будущем» или агни-йоги. Видал я таких фраеров… А у меня антисоветчина — по профессии, историческая. Это, друг мой Колька, на редкость сволочная писанина. Она, с понтом, все объясняет про нашу многострадальную родину. Прямо так объясняет, не придерешься. В нее без подготовки лучше не соваться.
— А ты меня — подготовь!
Моисеич поглядел на Колю с сомнением.
— Зачем?
— А я, когда пить брошу, сяду писать роман!
В первую секунду Коля сам испугался сказанного, а потом решил, что сто бед — один ответ, и добавил:
— Исторический!
Мать моя женщина, что я несу, подумал он. Наверное, мне просто одиноко и немного страшно, и хочется поговорить.
— И по какой эпохе? — спросил Моисеич, глядя на Колю уже не с сомнением, а с некоторой опаской.
— Допустим, про Бунина. Не решил пока.
— Да кто ж тебе даст!
— Почему?
— Потому что Бунин революцию не принял и напечатал про нее в Париже книгу «Окаянные дни». Слыхал про такую, нет?.. Погоди. Тебя с работы, что ли, выгнали? — догадался наконец Моисеич.
— Как ты узнал?
— Ну а зачем еще журналисту бросать пить и садиться за роман?
Коля поправил очки и уставился в стену.
— Понятно, — сказал Моисеич. — В таком разе ты совершенно прав, будем тебя готовить. Углублять образование, чтобы ты по пьянке не ударился в ревизионизм. Пошли… Писатель!
Библиотека Моисеича тянула как минимум на приготовление к совершению преступления по статье 190 УК РСФСР, а если следователь попадется упертый, то и на полноценную «диссидентскую» 70-ю. Коля сразу ожил и потянулся к полкам.
— Ручонки-то шаловливые прибери! — буркнул Моисеич, доставая первый том «Истории СССР с древнейших времен до наших дней». — Вот тебе, начнешь с азов.
— Ну чего ты со мной как с маленьким…
— Ты когда историю сдавал?
— В университете! — сообщил Коля со значением.
— На вступительных! Ты не знал уже тогда ничего, а сейчас вообще ничего не знаешь. Тебя собьет с толку любой шарлатан. Хочешь, я сейчас на пальцах докажу, что варяги это славяне, а потом что варяги это скандинавы, а потом обе версии разоблачу, но между делом аккуратно вверну, что всю работорговлю тогда держали евреи, продавали русских направо и налево, сволочи, и ты эту парашу слопаешь, как миленький?
