— Боярыня, вторая стрела попала ему в голову... Больше я ничего не видел, нас засыпали ордынцы стрелами.
— Значит, бросил его великий князь? Вася его спас, а он бросил?
— Великого князя я раненого увёз, мне мой сотник приказал. Я выполнил. — Юшка встал, отвернулся от боярыни, поклонился тысяцкому.
— Благодарствуешь! Прикажи дать мне свежего коня, хочу вернуться, узнать, куда мой сотник делся. Жив, мёртв... Я видел, что и его стрелой вражеской ударило.
— Иди, воин. Я сейчас распоряжусь. — Старый тысяцкий тоже встал из-за стола.
— Окажи милость, вели и мне хорошего коня выделить, — тихо сказала боярыня.
— Зачем он тебе, Дарья Ильинична?
— Поскачу с ним, — твёрдо ответила она, указав на Юшку.
— Ты бы спросила, возьмёт ли он тебя с собой? — попытался урезонить её тысяцкий.
— Возьмёт! — уверенно сказала боярыня.
Юшка внимательно глянул на неё.
Моложавая, статная, привлекательная, она излучала решимость и волю.
— Куда ты, Дарья Ильинична? У тебя малый сын, дочь... Не приведи Бог, сгинешь, с кем останутся? — вздохнул тысяцкий.
— Великий князь Олег Иванович позаботится. Он Васю бросил, может, детей его не бросит. Ты так и передай, когда в себя придёт: не вернётся Дарья — дети её и Василия на нём! — Повернувшись к Юшке, она требовательно спросила: — Тебя как звать?
— Юшка.
— Идём, Юшка. Боярин коней нам достанет. Покажешь, где тот бой... — Она не смогла закончить, зажав рот руками, но сдавленные рыдания прорвались.
Юшка тяжело вздохнул и пошёл к двери, оглянувшись на тысяцкого. Тот лишь горестно покачал головой...
О боярыне, вдове Василия Михайловича, Юшка рассказывал с необычной для него восторженностью.
Она вынесла всё: и долгую скачку по лесным тропам к месту последнего боя Степана и Васяты, и поиски мужа среди трупов воинов сторожевой сотни, и то, что не сразу обнаружила его, ибо оказался он в стороне раздетым до исподнего, — видно, позарились татары на дорогую броню и кожаную подбронную одежду.
Степана среди убитых Юшка не нашёл и сделал единственный возможный вывод: попал в плен. Можно было предположить, что продадут его ордынцы в Сарае, как только залечат раны...
— Никто не лечил, — сказал со злостью Степан в этом месте рассказа.
Верный меченоша помолчал, собираясь с духом, и поведал Степану ещё об одной напасти, которая произошла в доме Корнея за два года плена. Как впервые появились сваты князя Милославского, переломившего таки себя и повинившегося перед Олегом, как суетился Корней, принимая сватов, как бросилась в отчаянии Алёна к матери. Юшка рассказывал всё это в подробностях, которые узнал от Пригоды. Мать без колебаний приняла сторону дочери. Две женщины выработали нехитрый, от века проверенный способ оттянуть свадьбу: боярыня объявила мужу о женских болестях Алёны. Для отца это было как гром среди ясного неба, но делать нечего, под напором жены и дочери сговор отложили.
Караван неторопливо шёл вперёд, следуя левым берегом извилистого Дона. Дальше, после впадения в могучую реку Северского Донца купцы собирались разделиться и отпустить татарское охранение. Одни направлялись в Нижний Новгород, другие в Рязань и Москву.
Все бесконечные дни пути Степан, сопровождаемый Юшкой, скакал за караваном, постепенно обретая утраченную в плену силу и сноровку. К котлу он садился голодный как волк, поедал и баранину, и мучную похлёбку, и лепёшки в неимоверном количестве.
Над этим шутили, и он с радостью отвечал на шутки. Чем дальше уходил караван, тем светлее становилось у него на душе. Он даже пел иногда. Юшка вырезал дудочку и подыгрывал, как когда-то в Москве, под стенами кремля. Порой приходили татары, слушали, покачивая головами и цокая языком от удовольствия.
Первые признаки тревоги появились на пятый день. Что-то неуловимо изменилось в степи: меньше стервятников кружилось в небе, куда-то исчезли стаи ворон. Татары забеспокоились, Степан видел, как крутили они головами, оглядывая степь. Потом пришёл со своими мыслями к Степану Архип. Он не первый десяток лет ездил этим путём, знал все приметы дороги.
— Что-то тревожно мне, Степан, — сказал он озабоченно, — бродников не видать, исчезли...
