— Могущественный Мамай, да будет благословенным его имя, недавно прислал мне свой подарок, степного жеребца. Мог ли я думать, что безо всякой моей вины он так скоро сменит милость на гнев?
— Опять врёшь, собака! Виляешь, как трусливый пёс! Ты по сговору послал свои полки Дмитрию Московскому!
«Повторяется мурза, — подумал Олег Иванович. — Видно, нету у него приказа, и он не знает, что со мной делать. Не предполагал Мамай, что меня в плен захватят. А я предполагал? Всегда успевал в Мещеру уйти, а тут... Хорошо хоть семью туда загодя отправил».
Мурза что-то кричал, распаляя себя. Князь перестал вслушиваться. Внезапно мурза хлопнул в ладоши, вбежали трое нукеров, мгновенно повалили Олега Ивановича и крепко стянули волосяными верёвками ему руки и ноги.
«Кажется, дело принимает худой оборот». Смерти Олег Иванович не боялся, больше страшился позора. Бывало, что по приказу хана или мурзы нукеры оплёвывали князя, били плётками, сапогами. Всё одинаково позорно, и не всякий князь после того осмеливался жить.
— Вот так же, спутанного арканом приведут ко мне Дмитрия Московского, и будете вы вдвоём ждать суда прославленного воина степей мурзы Мамая! — сказал тихо Араб-шах, словно не он только что кричал, надрывая глотку.
Мурза встал с кошмы, с презрением поглядел на связанного князя, бросил что-то на своём языке нукерам и вышел из шатра.
Один из нукеров последовал за мурзой, двое остались, сели на пятки и уставились узкими щёлочками глаз на пленника.
Лежать со связанными руками и ногами на боку было очень неудобно. Олег Иванович попытался повернуться. Один из нукеров, не вставая с пяток, бросил:
— Лези, лези! — и ловко выхватил из-за спины заткнутую за пояс плеть.
Князь замер. Нукер остался сидеть в прежней позе.
Олег Иванович знал, что так вот, в страшно нелепой и неудобной для русского человека позе, на пятках, нукеры могли сидеть часами. А сможет ли он всё это время лежать связанным, не двигаясь, из опасения быть позорно избитым?
Второй нукер что-то монотонно запел, чуть покачиваясь. Первый подхватил, поглядывая на пленника, не меняя при этом выражения лица, словно не он сам пел, а что-то внутри его издавало эти нудные, гнусавые звуки.
В одной из плошек, освещавших шатёр, прогорел фитиль и упал в масло. Огонёк заморгал и погас. Теперь горела одна-единственная плошка.
Как только в шатре сгустился полумрак, вошёл ещё один нукер. В отличие от сидевших на пятках часовых, он был с саблей, левая рука его лежала на сверкнувшем самоцветами эфесе. Охранники князя не пошевелились. Внезапно вошедший выхватил саблю, и в одно мгновение две головы покатились по кошме, пятная её кровью.
Нукер метнулся к князю.
— Васята!
Васята разрубил верёвку, помог Олегу Ивановичу встать. Великий князь первым делом выхватил из-за пояса одного из убитых длинный кинжал. Появился ещё один нукер, держа в руках окровавленную саблю. Олег Иванович узнал сотника Степана.
— Я здесь, великий князь, со своей сотней! Иди за мной!
Все трое выскочили из шатра. Вокруг кипел бой. Отборные нукеры личной охраны Араб-шаха дрались с воинами Степана.
На бегу князь успел увидеть, как Степан рубится с тремя нукерами, а рядом с ним его верный оруженосец. В тот же миг в плечо ударила стрела, Олег Иванович упал, и последнее, что он услышал, был громкий голос Степана:
— Юшка, увози князя! Головой отвечаешь!
...Он лежал поперёк седла. Конь мчался галопом, оруженосец Юшка придерживал князя.
Олег Иванович не чувствовал боли, плечо онемело.
— Васята с нами? — прошептал он, не надеясь, что Юшка услышит его.
Однако тот услышал:
— Нет Васяты, достали из луков нехристи.
Олег глухо застонал. Ведь он чуял, что не следует вступать в союз с Москвой, поднимать полки против ордынцев. Чуял, но не хватило твёрдости противостоять всеобщему желанию подняться против татар.
Сзади скакали человек тридцать воинов из сторожевой сотни. То один, то другой придерживали коня и, поворотившись, принимали неравный бой, чтобы ценой своей жизни задержать преследовавших ордынцев.
Олег Иванович закрыл глаза. «Хоть бы сознание потерять», — взмолился он, но сознание, как назло, было ясным, даже, напротив, обострённым, и он удивительно отчётливо видел всё вокруг в свете полной луны.
