– А почему вы мне не сказали об этом при нашей беседе у вас дома? – нахмурилась я. – Я же спрашивала вас, не было ли чего-то подозрительного в тот день?
– Ну, я просто не подумала тогда, что это подозрительно, – захлопала глазами Людмила.
Мне оставалось только глубоко вздохнуть.
– Значит, Сергей мог слышать, что Вячеслав повезет некую сумму денег? – уточнила я.
– Ну, конечно, мог! – уверенно заявила Людмила. – И главное, я ведь только сегодня об этом подумала, когда у меня деньги и медальон пропали! Ведь в самом деле, кроме него, больше просто некому было позариться на эти деньги! Никого другого такого в нашей клинике нет!
– Что ж, это наводит на определенные размышления, – задумчиво проговорила я.
– Но все равно, кроме этих размышлений, у нас ничего нет, – развел руками Перетурин. – Мы не можем привлечь милицию, нас просто не воспримут всерьез.
– А мы и не будем привлекать милицию, – решительно тряхнула головой я. – Мы попробуем справиться своими силами. Вы говорите, этот Лукашенок – наркоман? – повернулась я к Людмиле.
– Да, у нас об этом все знают, – кивнула та. – Я думаю, нам нужно просто проехать к нему и припугнуть как следует! Он все и расскажет!
– Не совсем так, – возразила я на столь оптимистичное предложение. – Поехать, конечно, нужно. Но… Мы можем и не найти у него ваших вещей, если он их уже, что называется, реализовал. Но! – подняла я палец, предупреждая новое бурное выступление Омельченко. – Что-нибудь непременно найдем. Наркотики, например. И тогда у нас уже будет чем его припугивать. Вот тогда уже можно давить, пугать, колоть – называйте как хотите.
– Так поехали! – взмахнула рукой Людмила.
– Поехали, – откликнулась я и пошла к выходу.
Людмила поспешила за мной, следом двинулся и Родион Перетурин. Я же на ходу продолжала размышлять. Я нарочно не стала распространяться относительно того, что Вероника Вересаева вчера была доставлена в нейрохирургическое отделение. По этому поводу у меня вообще не вырисовывалось ни одной четкой версии. Кто знает, возможно, это странное и на первый взгляд мелкое происшествие с кражей из сумки Людмилы приведет к раскрытию крупного?
С Россошанским поговорить тоже не удалось. Его с утра не было в клинике. Впрочем, это все потом. Сейчас нужно было сосредоточиться на том, что в очередной раз подбросила жизнь. Я была недовольна собой – по сути дела, я плелась в хвосте событий, никак на них не влияла и чувствовала, что все чаще заявляет о себе некая мыслишка, которую бы раньше я прогнала сразу же: «И зачем я ввязалась во все это?»
Складывалось впечатление, что исчезновение Колесникова было всем на руку. Может быть, за исключением Вероники. Между прочим, сестра Ксения являлась той самой наследницей, к которой после смерти брата переходили права на его квартиру. Не кроется ли тут разгадка, простая, как три копейки? Убийство и брата, и его невесты, которые мешали. Все очевидно до безобразия. Зачем, правда, еще и невесту убирать, которая юридически совсем даже не мешала? По словам Перетурина, Вячеслав не составлял никакого завещания, что, в общем, объяснимо: он еще молод, вполне здоров и явно не собирался умирать. А из близких родственников у него только Ксения, Вероника до свадьбы не в счет.
Но нет! Я чувствовала, что Ксения – не тот человек, который легко пойдет на такие преступления. Скорее всего, нет. Конечно, надо бы проверить алиби и все такое, но я чувствовала, что это пустая трата времени. И даже не потому, что Ксения в день исчезновения брата уехала из города на соревнования – это как раз можно было подстроить, чтобы обеспечить себе алиби. Я чувствовала, что это не она.
А этот Сережа Лукашенок? Я даже улыбнулась своим мыслям, которые подсказывали, что этот незнакомый мне наркоман причастен к смерти Вячеслава, а потом и к покушению на Веронику. Впрочем, если уж я влезла в это дело, то придется переварить и Лукашенка.
* * *
Настойчивый звонок в дверь застал Сергея Лукашенка умиротворенно лежащим на диване.
«Кого еще черти принесли?» – вяло подумал он и посмотрел на часы. Было без пятнадцати одиннадцать. Время, впрочем, вполне гостевое. Но… Может, не открывать?
