А меня охватил какой-то охотничий азарт. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и Лукашенок признается во всех грехах, и таким образом загадка будет счастливо разрешена.
– Продолжаем осмотр, – тоном, не терпящим возражений, сказала я и решительно направилась к серванту.
Просмотрев его содержимое и не обнаружив ничего подозрительного, я обратила свое внимание на книжный шкаф.
– Да вы что, в конце концов, – не выдержал Лукашенок и попробовал рывком подняться с кровати, однако был тут же остановлен Перетуриным, который твердо осадил его.
Это было для меня подсказкой, как при игре «горячо-холодно». Пока было «холодно», Лукашенок сидел спокойно и не реагировал на происходящее. Реагировать он начал, когда я приблизилась к шкафу, и это означало, что здесь «горячо». Во всяком случае, мне очень хотелось оказаться правой.
– Так-так, – как бы разговаривая сама с собой, сказала я. – Книги… Хорошие книги, все больше классика. Драйзер, Теккерей, Жорж Санд… Хороший вкус, нужно заметить. А что это Жорж Санд-то у тебя стоит так непонятно – семь томов утоплены, а три выдвигаются из общего ряда? Неужели читал? Сразу три тома? Женскими романами увлекаешься? Никогда бы не подумала!
Собственно, я и не настраивалась особо искать медальон Людмилы. В душе я надеялась, что Лукашенок причастен к исчезновению Вячеслава. И, принимая это предположение, думала, что смогу обнаружить что-то, что сможет его выдать.
Я отодвинула стекла книжного шкафа и стала выдвигать тома собрания сочинений Жорж Санд. И в этот момент Лукашенок совершил маневр, который от него мало кто ожидал. Он рванулся ко мне, занося кулак для удара.
Однако на это неожиданно быстро среагировал Перетурин, совершенно непрофессионально, но весьма удачно, подставив хозяину квартиры подножку. Тот рухнул на пол, загремев костями. Я даже не успела перехватить занесенную руку Лукашенка, хотя уже инстинктивно подняла свою. Людмила громко ахнула. Родион, видимо, практически не применявший физическую силу, только развел руками, он сам от себя не ожидал подобной прыти. Мне оставалось только скрутить Лукашенку руки за спиной, благо на стуле болтался черный ремень из кожзаменителя, который я с успехом и применила.
После этого я вновь повернулась к шкафу, вытащила оттуда три тома Жорж Санд и вдруг… В глубине шкафа что-то звякнуло. Я засунула туда руку и осторожно достала целлофановый пакет с лежавшей в нем золотой вещью. Я показала пакет всем.
– Ну, вот и объяснение его чересчур энергичных действий, – удовлетворенно констатировал Перетурин. – Людмила, ваш медальон?
– Да, да! Это он, он! – восторженно воскликнула Омельченко.
Я облегченно выдохнула.
– Ну что, будем звонить в милицию? – тут же спросил Перетурин.
– Нет, – немного подумав, ответила я. – Пока рано…
– Послушайте, ребята, – неожиданно Лукашенок сменил тон на подобострастный, обвел всех присутствовавших в комнате взглядом, и я почувствовала какое-то внезапное изменение в его облике, – только ментов не надо, а? Не убивал я никого, зачем мне? Да, украл, но ведь мы это можем по-хорошему решить, свои же люди как-никак!
Он умоляюще посмотрел сначала на Родиона, а потом на меня. Я задумалась, признавая, что, к сожалению, Лукашенок, скорее всего, не причастен к исчезновению Вячеслава. Для силовых акций он выглядел слишком хлипким. Но вина его в другом преступлении, а именно краже из сумочки Людмилы, уже доказана. Да и его непричастность к исчезновению Колесникова все-таки должна еще подтвердиться фактами.
– Где деньги? – спросила напрямую я.
Лукашенок вздумал было отпираться, но потом махнул рукой и показал на один из томиков Жорж Санд. Я открыла книгу, из которой и выпали несколько купюр.
Людмила быстро взяла деньги и пересчитала. Вполне естественно, что деньги были не все, Лукашенок уже успел кое-что потратить, что было неудивительно.
Сергей вызывал неприятное чувство. К тому же он пока оставался подозреваемым в главном преступлении, гораздо более тяжелом.
– Ну что ж, может быть, расскажете, что вы сделали с Вячеславом Колесниковым? – спросила я.
– Ничего я не делал, – ответил Лукашенок. – Я вообще даже не очень знаю, кто это такой.
