«Где же я её встречала? – напряжённо думала Люся, – да уж и не контора ли?»
– Я вообще в «Космосе» работаю, – сказала Нелли, словно прочтя её мысли, – только там неделю назад наряд на дверях сменили. А пока к новым подрулишь, состаришься. Они вчера француза не пускали, карточку в номере забыл. Он им кричит, чтоб в регистрационной книге посмотрели, а они – как столбы…
Люся вроде бы вспомнила.
– А я тебя в «Национале» видела, – неуверенно сказала она, – в баре. Платье у тебя классное.
– Какое?
– Коричневое с чёрным.
– А, – улыбнулась Нелли, – Ив Сен-Лоран.
– Врёшь.
Нелли пожала плечами. Возникла неловкая пауза, и тут какой-то молодой человек, уже несколько минут тёршийся рядом, сделал к ним шаг и фрикативно, с малоросским выговором, но очень отчётливо выговаривая слова, спросил:
– Эй, герлы, гринов не пихаете?
Люся брезгливо поглядела на его кроличью ушанку и куртку из плохой кожи, а потом только – на румяное лицо с рыжеватыми усиками и водянистыми глазами.
– Эх, берёза, – сказала она, – навезли вас в Москву. Да ты хоть знаешь, как мы грины называем?
– Как? – покраснев поверх румянца, спросил молодой человек.
– Доллары. И мы не герлы никакие, а девушки. Скажи своему командиру, что ваши словари уже десять лет говно.
Молодой человек хотел что-то сказать, но его перебила Нелли:
– Не обижайся, Вась. Мы ведь тоже такими, как ты, когда-то были. На вот тебе пять долларов, выпей кофе в баре.
Люся вздрогнула.
– Зря ты его так, – сказала Нелли, когда молодой человек побито скрылся за квадратной колонной. – Это ж Вася, постовой из Внешэкономбанка. Его каждую неделю присылают курс узнавать.
– Ладно, – сказала Люся, – я домой порулила. Увидимся ещё.
– Может, выпьем вместе?
Люся помотала головой и улыбнулась.
– Увидимся, – сказала она, – пока.
Дойдя с поднятой рукой аж до самого Манежа, Люся всерьёз замёрзла. Холодно было лицу и рукам, и, как всегда на морозе, тупо заныли груди. Она поймала себя на том, что морщится от боли, вспомнила о наметившейся на лбу морщинке и постаралась расслабить лицо, и через несколько минут боль отпустила.
Такси, не останавливаясь, пролетали мимо, издевательски подмигивая своими зелёными огоньками. Таксисты в основном торговали водкой и только изредка, для души, брали приглянувшихся им пассажиров, поэтому Люся даже и не поднимала руку навстречу салатовым «Волгам» – ждала частника. Один – очкарик в раздолбанном «Запорожце» – остановился, выслушал адрес и сухо спросил:
– Сколько?
– Четвертной.
Очкарик, не ответив, отрулил.
Люся всё никак не могла отделаться от эха разговора на ступенях «Москвы». «Таньку замочили», – бессмысленно повторяла она про себя. Смысл этого словосочетания как-то не доходил до сознания. Становилось совсем холодно, и опять заныла грудь. Ещё можно было успеть в метро, но потом пришлось бы полчаса брести по обледенелому проспекту имени какого-то звероящера – одной, в дорогой шубе, вздрагивая от пьяного хохота ветра в огромных бетонных арках. Она совсем уже было решила, что вечер кончится именно так, когда рядом вдруг остановился маленький зелёный автобус – «пазик» с двухбуквенным военным номером.
За рулём сидел офицер – тот самый танцор из ресторана, только теперь он был в чёрной шинели и надетой набекрень пилотке с большим жестяным гербом.
– Садись, – сказал из салона второй лысый и чёрный, – не бзди.
Люся заглянула в полутёмный салон и с удивлением увидела Нелли, сидящую в вольной позе на боковом сиденье, возле моряка.
– Люся! – весело крикнула та. – Залазь. Морячки смирные. Мимо меня едут, а там – тебе куда?
– Крылатское, – сказала Люся.
– Тоже Крылатское?! Ну, подруга, мы, значит, соседи. Садись давай…
Второй раз за сегодня Люся поступила странно – вместо того чтобы послать всю компанию подальше, как сделала бы любая серьёзная конвертируемая девушка, она, согнувшись, шагнула вверх по ступеням, и сразу же автобус сорвался с места, лихо развернулся и понёсся мимо Большого театра, «Детского мира», мимо памятника знаменитому художнику и его огромной мастерской – в какие-то тёмные, завывающие улочки, перекрытые полуразвалившимися деревянными заборами, чернеющие провалами пустых окон.
