Другим прогрессивным моментом в философии Монтеня явилась проводимая в ней, правда осторожно и непоследовательно, критика теологического учения о боге как творце и руководителе вселенной, как первопричине материального бытия. Монтеню весьма далеко до атеизма, ему далеко даже до воинствующего антиклерикализма Вольтера, но вместе с тем Монтень всячески высмеивает теологов, он распространяет свой скепсис на любое понятие о божестве и фактически приходит к выводу, что идея бога бессодержательна в своей основе. Этим самым Монтень наносит чувствительный удар распространенному среди схоластов «онтологическому» доказательству существования бога, основанному на нелепом утверждении, что сама идея бога будто бы обосновывает его реальное существование. Идея бога, по мнению Монтеня, это ничего не стоящая абстракция.
С не меньшей резкостью высказывается Монтень против еще более распространенной в его время попытки опровергнуть атеизм ссылками на «целесообразность» в природе. В главе XXXII книги I «Опытов», специально названной «О том, что судить о божественных предначертаниях следует с величайшей осмотрительностью», Монтень в осторожной форме проводит мысль о бессмысленности и нелепости укрепить христианскую религию ссылками на целесообразность происходящих событий.
Центральное место в «Опытах» Монтеня занимает критика теологического учения о бессмертии души. Ведь именно вокруг отношения к этой проблеме развертывались основные бои между атеистами и теологами. Без ада и рая немыслима никакая теология, а тем более теология господствующей католической церкви. Если не существует идеи наказания человека за грехи на том свете, если не существует идеи о награждении праведников, то в таком случае отпадает необходимость самой церкви, рушатся все главнейшие догматы христианства. Это прекрасно понимал еще «отец церкви» Августин. На этом стоял главный вождь средневековой схоластики Фома Аквинский. Одна из задач «Опытов» Монтеня — доказать, что душа человека умирает вместе с его телом, что никакого «того света» не существует и что поэтому смерть означает для каждого человека переход в небытие. Здесь целиком уже в духе материализма и материалистической психологии Монтень доказывает, что человек мыслит и ощущает, пока тело его не разрушено; с разрушением же тела, т. е. с наступлением смерти, человек не может уже ни ощущать, ни мыслить, а это означает, что не может быть и речи о бессмертии души, не может быть и речи о каком-то сверхземном или «послеземном» существовании. «Какая бессмыслица огорчаться из-за перехода туда, где мы избавимся от каких бы то ни было огорчений» [935], — совсем как атеист заявляет Монтень и здесь же доказывает, что таков закон природы, от которого никто и никогда не в состоянии уклониться. «Тому, кто сказал Сократу: „30 тиранов осудили тебя на смерть“, последний ответил: „А их осудила на смерть природа“» [936].
На критике идеалистического учения о бессмертии души Монтень основывает свою антихристианскую, эпикурейскую мораль: так как человек живет только один раз, то он вправе добиваться счастливой земной жизни. Мораль Монтеня — это в зародыше мораль разумного эгоизма, получившая столь большое распространение среди французских материалистов XVIII века, причем пассивно-созерцательный характер, свойственный французскому буржуазному материализму, в «Опытах» Монтеня достигает геркулесовых столпов. Монтень, исходя из «разумного эгоизма», делает воинствующе-индивидуалистический вывод: человек должен заботиться прежде всего о своем личном благе.
Как известно, Энгельс писал про деятелей эпохи Возрождения типа Леонардо да Винчи: «Они почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или другой партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим. Отсюда та полнота и сила характера, которая делает из них цельных людей. Кабинетные ученые являлись тогда исключениями» [937].
Монтень в отличие от таких деятелей, как Леонардо да Винчи, которого непосредственно имел в виду Энгельс, характеризуя деятелей эпохи Возрождения, не обладал ни полнотой, ни силой характера. Однако его «Опыты», так же как его индивидуалистическая мораль, не стояли в стороне от партийной борьбы в области идеологии. При всей своей ограниченности и противоречивости, Монтень был на стороне антифеодальной партии. Его буржуазно-индивидуалистическая мораль была живым отрицанием господствующей церковной морали.
