Шестнадцатый век во Франции, век гуманизма и реформации, — один из весьма плодотворных в области ее идеологического развития.
В этот период, на основе развития в недрах феодального общества капиталистических отношений, интенсивно шел процесс формирования идеологии молодой, восходящей буржуазии. Французский «ренессанс», в котором, наряду с дворянским и буржуазным потоком, было и течение, отражавшее чаяния и запросы народных масс, дал целую плеяду мыслителей и деятелей, пробивших весьма основательные бреши в церковно-феодальном мировоззрении. Несмотря на сравнительно краткие сроки, в которые пришлось действовать представителям французского гуманизма, они подготовили почву для новой идеологии в самых различных областях человеческой мысли. Мы здесь не будем касаться специально филологической области, в которой французские гуманисты, благодаря работам таких ученых, как Бюде, оба Этьена и другие, заняли одно из первых мест в Европе. Отметим лишь огромную активность, развитую в это время переводчиками, в особенности переводчиками мало известных до того во Франции греческих классиков. Вряд ли когда-нибудь было переведено столько греческих авторов — поэтов, историков, философов и пр., как в это время. Надо помнить, что переводы рассматривались тогда как особый и важный, почетный вид литературы. Венцом этих переводов явились вышедшие в 1559 г. «Жизнеописания знаменитых людей» Плутарха — плод трудов Жака Амио. Эти «Жизнеописания», сыгравшие огромную роль в воспитании целого ряда поколений французской молодежи и имевшие большое влияние, в частности, на Монтеня (как позднее на Ж-Ж. Руссо, госпожу Ролан и др.), составили крупную веху в истории развития французского языка. Монтень так оценивал заслуги Амио: «Я отдаю — и, как мне кажется, с полным основанием — пальму первенства Жаку Амио перед всеми нашими французскими писателями, и не только из-за непосредственности и яркости языка, в чем он превосходит всех прочих авторов, и не за упорство в таком длительном труде, и не за глубокие познания, помогшие ему передать так удачно мысль и стиль трудного и сложного автора… Но, главным образом, я ему благодарен за находку и выбор книги, столь достойной и ценной, чтобы сделать из нее подарок своей стране» [860]. Позднее, в 70-х годах, Амио перевел философско-публицистические произведения Плутарха, его «Moralia».
Но, разумеется, еще более, чем переводы классических авторов, ценили современники оригинальные произведения на национальном языке. Здесь в области художественного творчества — не говоря о таких крупных дарованиях, как Клеман Маро, Ронсар, Маргарита Наваррская и другие, высится монументальная фигура Рабле с его бессмертным романом-сатирой, вобравшим в себя всю проблематику той эпохи — вопросы мировоззрения, воспитания, науки, политики и многие другие. Но на роли Рабле как предшественника Монтеня мы остановимся ниже. В области политической мысли Монтень имел дело в окружавшей его политической действительности с такими виднейшими ее представителями, как его ближайший друг Этьен Ла Боэси или как его выдающийся современник, крупнейший государствовед и политический деятель Жан Боден, о многих плодотворных концепциях которого — учении о прогрессе, о закономерности в истории (так называемой теории климата), учении о суверенитете — Монтень отзывался с похвалой.
Семидесятые годы XVI в. во Франции (к которым относится создание «Опытов» Монтеня) были временем необычайного расцвета политической мысли. Из крупнейших публицистов гугенотского лагеря Монтень был хорошо знаком и переписывался с Дюплесси-Морне, автором знаменитого «Иска к тиранам» (Vindiciae contra tyrannos), в котором с большим блеском развита была теория народного суверенитета, — хотя под народом Дюплесси понимал не народные массы, а представляющую, по его мнению, народ верхушку (парламенты, сословные собрания и т. д.). Трактат Дюплесси, доказывавший право магистратов провинций и даже отдельных городов выступить против тирана и призвать на помощь народ, теоретически обосновывал практику гугенотов южной Франции, создавших, как было сказано, своего рода государство в государстве.
