— Ах вот как! — сказал Смит. — Спасибо, что скушали льва.
— Не стоит благодарности. Хотя это было не слишком благоразумно. Видите ли, я сейчас размножусь делением. Можно второе мое «я» пойдет с вами?
— Естественно. Вы спасли нам жизнь, и нам понадобится повесить что-нибудь в гостиной, когда мы обзаведемся таковой.
— Отлично.
И она размножилась делением в корчах гемиполудемисодроганий и шлепнулась на пол рядом с ними.
— Всего хорошего, я, — протинькала она вверх.
— Бывай, — донеслось сверху.
Они гордо вышли из Новейшего периода, прошли через Греческий и миновали Римский с большим высокомерием и безупречно спокойным достоинством. Уже не Поверженный Гладиатор, Скорбящая Гекуба и Ино экс махина, они забрали ключ спящего сторожа, отперли дверь, спустились по лестнице и вышли в ночь на юных ногах и щупальцах.
… Я ЭТО «?слушатели пораженные точно, застывают они и, звезды блуждающие небытия из вызывает горя вопль ЧЕЙ»…
Он продул дым через сигарету, и она удлинилась.
Он взглянул на часы и осознал, что стрелки движутся в обратную сторону.
Часы сказали ему, что десять часов тридцать три минуты вечера сменились десятью часами тридцатью двумя минутами.
А потом наступило что-то вроде отчаяния, так как он знал, что ничего не сможет с этим поделать. Он был в ловушке — двигался в обратном направлении через последовательность прошлых действий. Просто он не уловил предупредительного симптома.
Обычно возникал призматический эффект, проблеск розовой статики, сонливость, миг обостренного восприятия…
Он переворачивал страницы слева направо, его глаза бежали по строчкам в обратном направлении.
«?воздействие такое оказывает горе чье, это КТО».
Он беспомощно наблюдал из глубины глаз, как действует его тело.
Сигарета достигла своей изначальной длины. Он щелкнул зажигалкой, огонек впрыгнул внутрь, и он выстрелил сигарету в пачку.
Он зевнул. Наоборот: сначала выдохнул, потом вдохнул.
Обман чувств, объяснил ему доктор. Горе и эпилепсия породили уникальный синдром.
У него уже был припадок. Диалантин не помогал. Это были послетравматические локомоторные галлюцинации, порожденные тревожным состоянием, усугубленные припадком.
Но он не поверил, не мог поверить, после того как в обратном направлении прошло двадцать минут, после того как он поставил книгу на пюпитр, поднялся, прошел через комнату спиной до встроенного шкафа, повесил халат, в обратном порядке надел рубашку и спортивные брюки, которые носил с утра, попятился к бару и начал изрыгать мартини глоточек за прохладным глоточком, пока бокал не наполнился до краев, и не пролилось ни единой капли.
Предвкушение солоноватости маслины, и все вновь переменилось. Секундная стрелка на наручных часах бежала в обычном направлении.
Часы показывали 10 часов 7 минут.
Он почувствовал, что может двигаться, как пожелает.
И вновь выпил мартини из полного до краев бокала.
Теперь, если остаться верным прежней последовательности, он переоденется в халат и попытается читать. Вместо этого он смешал еще один коктейль.
Теперь последовательность нарушилась.
Теперь ничего не произойдет так, как оно, по его впечатлению, произошло в обратном порядке.
Теперь все стало по-другому.
И все доказывало, что случившееся было галлюцинацией.
Даже идея, что движение в каждом направлении заняло двадцать шесть минут, была попыткой разумного объяснения.
Нет, ничего не произошло.
…Не следует пить, решил он. Это может вызвать припадок.
Он засмеялся.
Вообще-то — чистое безумие. Вспоминая, он выпил бокал.
Утром он по обыкновению обошелся без завтрака, отметил про себя, что уже довольно поздно, принял две таблетки аспирина и тепловатый душ, выпил чашку кофе и вышел на прогулку.
Парк, фонтан, детишки пускают кораблики, трава, пруд — он ненавидел их всех, и утро, и солнечный свет, и голубые разводы между башнями облаков.
Он сидел и ненавидел. И вспоминал.
Если он на грани психического срыва, решил он, то уж лучше сразу сорваться, а не пошатываться на краю.
И он помнил почему.
Но все было ясным, таким ясным — утро, и все. Резким, отчетливым, пылающим зеленым огнем весны под знаком Овна. Апрель.
