— Подозревать я подозревал, но уверен не был.
— Достаточно и подозрения. Оно убийственно. Вас следует судить.
Он хлопнул в ладоши и воззвал:
— Приговор!
Медленно вошли другие древние римляне — процессия покривившихся свечей. Они кольцом окружили влюбленных. Дряхлые критики источали запах пыли, пожелтевшей газетной бумаги, желчи и ушедшего времени.
— Они желают вернуться к людям, — объявил Кассий. — Они желают уйти отсюда и унести с собой все, о чем узнали.
— Мы никому не скажем! — со слезами сказала Глория.
— Слишком поздно, — ответила одна из темных фигур. — Вы уже занесены в каталог. Вот убедитесь. — Он достал экземпляр каталога и прочел: «Номер двадцать восемь: Скорбящая Гекуба. Номер тридцать два: Поверженный Гладиатор». Да! Слишком поздно. Начнутся поиски.
— Приговор! — повторил Кассий.
Сенаторы медленно опустили вниз большие пальцы.
— Вы не уйдете!
Смит усмехнулся и зажал тунику Кассия в мощной скульптурной хватке.
— Недомерок! — сказал он. — А как ты собираешься нам помешать? Стоит Глории взвизгнуть, и явится сторож, который включит сигнал тревоги. Стоит мне разок тебя стукнуть, и ты неделю проваляешься без памяти.
— Когда сторож заснул, мы отключили его слуховой аппарат, — улыбнулся Кассий. — И критики не лишены воображения, уверяю вас. Прочь руки, не то вам будет худо.
Смит сжал его покрепче.
— Только попробуйте!
— Приговор! — улыбнулся Кассий.
— Он из нынешних, — сказал один.
— И, значит, из упорствующих, — добавил второй.
— Львам его, вместе с христианами! — добавил третий.
И Смит в панике отпрыгнул: ему почудилось какое-то движение в полном тенями углу. Кассий вырвался.
— Этого вы не можете! — крикнула Глория, пряча лицо в ладонях. — Мы из Греческого периода!
— По-гречески жить, по-римски выть, — ухмыльнулся Кассий.
В ноздри им ударил кошачий запах.
— Но как вы смогли — здесь?.. Лев?.. — спросил Смит.
— Особый профессиональный гипнотизм, — сообщил Кассий. — Почти все время зверя мы держим в парализованном состоянии. Вас не удивляло, что этот музей никогда не грабили? Нет, попытки были! Но мы защищаем свои интересы.
Из теней мягкой походкой медленно вышел худосочный лев-альбинос, который обычно спал с внутренней стороны главного входа, и зарычал. Один раз и громко.
Смит загородил собой Глорию, когда огромная кошка начала готовиться к прыжку, и покосился на Форум. Но Форум был пуст. Только словно шелестела крыльями стайка кожаных голубей, уносясь вдаль.
— Мы одни, — констатировала Глория.
— Беги! — скомандовал Смит. — Я постараюсь его задержать. Выберись наружу, если сумеешь.
— Покинуть тебя? Никогда, любимый! Вместе. Теперь и навеки!
— Глория!
— Джей Смит!
В этот миг зверь вознамерился прыгнуть и тут же привел свое намерение в исполнение.
— Прощай, моя возлюбленная.
— Прощай! Но один поцелуй перед смертью, молю. Зверь завис высоко в воздухе, испуская голодное покашливание.
— Валяй!
Они слились в поцелуе.
Вверху висела луна, высеченная в форме кошки, бледнейшего из зверей, висела высоко, висела угрожающе, висела долго…
Лев начал извиваться и бешено бить когтистыми лапами в том среднем пространстве между полом и потолком, для которого в архитектуре нет специального названия.
— М-м-м! Еще поцелуй?
— Почему бы и нет? Жизнь сладостна.
На бесшумных стопах пробежала минута, ее нагоняла другая.
— Послушай, что удерживает этого льва наверху?
— Я удерживаю, — ответила подвижная абстракция. — Не только вы, люди, ищете спокойствия среди останков вашего мертвого прошлого.
Голосок был жиденький, надломленный, точно мелодия особо трудолюбивой эоловой арфы.
— Мне не хотелось бы выглядеть навязчивым, — сказал Смит, — но кто вы?
— Я инопланетная форма жизни, — протинькала абстракция, переваривая льва. — Мой космолет потерпел аварию на пути к Арктуру. Вскоре мне стало ясно, что на вашей планете моя внешность может оказаться для меня роковой, кроме как в музее, где я вызываю большое восхищение. Будучи членом весьма утонченной и, позволительно мне будет это сказать, несколько склонной к нарциссизму расе… — Абстракция смолкла, чтобы изысканно рыгнуть, а затем продолжала: —…Я наслаждаюсь пребыванием здесь, «среди горящих звезд на этом истомленном негорящем угольке (рыгание), затерянный».
