— Приветствую вас у слияния стихий, — сказала девушка. Голос у нее был грудной, с хрипотцой, но слова звучали еще более мелодично, чем у других гвидионцев, с которыми астронавтам приходилось разговаривать.
— Здравствуй, несущая мир. — Ворону было проще перевести ритуальное приветствие своей планеты, чем искать подходящее в местном наречии.
— Я шла танцевать для моря, — объяснила она, — но услышала музыку, и она позвала меня сюда.
— А ты человек, который стреляет? — спросил мальчик.
— Бьерд, замолчи! — От смущения лицо молодой женщины залилось краской.
— Да, — рассмеялся Ворон, — можешь называть меня человеком, который стреляет.
— А куда ты стреляешь? — спросил Бьерд. — В мишени, да? Можно, я стрельну в мишень?
— Как-нибудь в другой раз, — ответил Ворон. — Сейчас у нас нет с собой мишеней.
— Мама, он говорит, я могу стрельнуть в мишень! Пух! Пух! Пух!
Ворон удивленно приподнял бровь.
— Я думал, госпожа, на Гвидионе не знают огнестрельного оружия, — произнес он как можно более небрежным тоном.
— Это все тот корабль, который побывал здесь зимой, — с легкой грустью ответила женщина. — У тех, кто прилетел на нем, тоже были… как это называется… ружья. Они нам объяснили и показали, как эти штуки действуют. С тех пор на планете, вероятно, нет ни одного мальчишки, который бы не мечтал… ладно, по-моему, вреда от этого нет. — Она улыбнулась и взъерошила Бьерду волосы.
— Э… я — высокородный Ворон, военачальник этноса Дубовой Рощи из Ветряных гор на Лохланне.
— А те, другие? — спросила женщина.
Ворон дал знак, и его попутчики приблизились:
— Это мои сопровождающие. Сыновья вассалов моего отца.
Женщину озадачило то, что он не позволил солдатам включиться в беседу, но она решила, что такой у пришельцев обычай.
— Меня зовут Эльфави, — сказала она, делая ударение на первом слоге, и на губах у нее промелькнула улыбка. — Моего сына Бьерда вы уже знаете. Его фамилия Варстан, моя — Симнон.
— Как?.. Ах да, вспомнил. На Гвидионе женщины, выйдя замуж, сохраняют свою фамилию, сыновья получают фамилию отца, а дочери — матери. Правильно? Ваш муж…
Она поглядела на море и негромко ответила:
— Прошлой осенью в шторм он утонул.
Ворон не стал выражать соболезнований: в культуре его народа отношение к смерти было иным. Но он не удержался и задал бестактный вопрос:
— Но вы говорили, что идете танцевать для моря.
— Но ведь и он теперь стал частью моря, разве не так? — Она продолжала рассматривать волны, которые кружились в водовороте и стряхивали пену с гребней. — Какое оно сегодня красивое. — И, снова повернувшись к нему, совершенно спокойно закончила: — У меня только что был длинный разговор с одним из ваших, его зовут Мигель Тольтека. Он гостит в доме моего отца, где живем теперь и мы с Бьердом.
— Я бы не сказал, что это один из наших, — ответил Ворон, скрывая раздражение.
— Неужели? Постойте-ка… да, он действительно что-то говорил о прилетевших с ним людях с другой планеты.
— С Лохланна, — уточнил Ворон. — Наше солнце находится неподалеку от их солнца, примерно в пятидесяти световых годах вон в том направлении. — Он показал на небо, туда, где за вечерней звездой раскинулось созвездие Геркулеса.
— А ваша родина похожа на его Нуэвамерику?
— Едва ли.
И Ворону вдруг захотелось рассказать ей о Лохланне: о круто вздымающихся в кирпично-красное небо горных пиках, о карликовых деревцах, прижатых к земле ни на минуту не утихающими ветрами, о вересковых пустошах, ледяных равнинах и горько-соленых океанах, вода в которых такая плотная, что человеку в них невозможно утонуть. Ему вспомнилась крестьянская хижина с крышей, закрепленной на растяжках, чтобы не сдуло во время бури, и отцовский замок, сурово вздымающийся над ледником, звон подков во внутреннем дворе; но потом ему вспомнились разбойники, сожженные деревья и трупы, валяющиеся вокруг разбитой пушки.
Но ведь она этого не поймет. Или поймет?
— Зачем вам столько стрелялок? — не выдержал вдруг Бьерд. — К вам на поля приходят злые звери?
— Нет, — ответил Ворон. — У нас вообще не так уж много диких зверей. На нашей почве им не прокормиться.
— А я слышала… эта первая экспедиция… — Эльфави снова встревожилась. — Они что-то говорили о людях, которые сражаются против других людей.
