— Бунт и гражданская война, а тебе все равно? Диана пожала плечами:
— А почему нет? Такое будет не первый раз. Судя по тому что я слышала, адмирал Магнуссон будет отличным императором. Он силен, умен и с мерсейцами сумеет разобраться лучше.
— Что заставляет тебя так думать? — медленно спросил Таргови.
— Ну а как же? Он на этой границе уже годами с ними имеет дело, так? И когда произошел взрыв, то не по его вине. Он их встретил и задал им трепку. Силу они уважают. Слыхала я, как его обвиняли, что он не воспользовался победой и не разнес весь их флот, но я думаю, он был прав. Этого ройдхун не мог бы простить. Разве не ты меня учил, что всегда надо оставить врагу путь отступления, если ты не собираешься его убить? А так у нас снова мир и дипломаты работают над договором.
— Ты еще молода. А я уже потерял веру в то, что реки могут вдруг потечь вверх, чайник, поставленный на лед, закипит, а правительства проявят мудрость и добрую волю. Скажи мне, что ты знаешь про адмирала Магнуссона?
— Ну, то же, что и все.
— А что именно? Произнеси это для меня. Я-то всего лишь ксенософонт.
— Не надо так язвить! — вспыхнула Диана, но, успокоившись, сказала:
— Ладно, раз ты настаиваешь. Он родился на Кракене… м-м… сорок с чем-то терранских лет назад. Планета эта для людей суровая. Они вырастают закаленными — или погибают. Независимая порода: их космонавты ведут торговлю и внутри Империи, и вне, рядом с Бетельгейзе и с самой Мерсейей. Но рекрутов оттуда к нам приходит больше, чем могла бы быть их доля. Магнуссон смолоду вступил в Космическую пехоту. Отличился в нескольких тяжелых ситуациях. Во время заварушки с Мерсейей у Сиракса принял командование подбитым кораблем после гибели офицеров и вывел его из боя. Тогда его начальство перевело его во Флот и послало в Фаундри — офицерскую школу в секторе Альдебарана. У нее репутация будь здоров.
— Что он делал во время последнего кризиса престолонаследия?
— Которого? Тройной схватки за трон, которую выиграл Ханс Моллитор? Сейчас… он тогда… ага, он тогда должен еще был быть в академии. Но я читала статьи, как он отлично действовал при подавлении пары следующих мятежей и на переговорах с мерсейцами, так что нельзя сказать, что он был нелоялен. Он вообще редко бывал на Терре и никогда не лез в политику, как говорят, но по службе продвигался быстро.
— И что он женился на наследнице с Ньянзы, ему тоже не повредило.
— Да брось ты! Чтобы продвигаться по службе, гражданской или военной, деньги нужны. Это даже я знаю. И это не значит, что он ее не любил.
— Это официальная биография. А что ты знаешь о нем как о личности?
— Ну, только такое, как обычно в новостях показывают… Нет, я еще говорила с ребятами, которые у него служили. И мне нравится, что они говорят. Он мужик без юмора и суровый, но всегда справедлив. Самого последнего рядового выслушает, если это по делу надо. Обычно немногословен, но если разговорится… — Диана поежилась. — Слыхала его речь — в прошлом году, конечно, когда он нас спас от мерсейцев. У меня еще и сейчас мурашки по коже, как вспомню.
— То есть герой, — сказал Таргови как бы про себя. Взгляд Дианы стал жестче:
— А почему бы и нет?
— На этом этапе мне лучше помолчать, — задумчиво ответил Таргови. — Может быть, я в своих опасениях ошибся. Только ты спроси себя, какие элементы — допустим, преступные — могут сговориться, чтобы воспользоваться хаосом. Спроси себя, какой вред могу принести я кому-нибудь вообще, пытаясь докопаться до правды, какой бы она ни оказалась.
— Хм-м-м… — она смотрела вдаль. — Аксора уговорить — потому что дурачить я его не буду, Таргови, хотя могу как-то оттенить факты — м-м-м… Ладно, если я скажу, что Дедал для его поисков лучше, и нам бы неплохо было добраться туда, пока еще можно, а ты нас берешь с собой, потому что сам слегка заинтересовался — это может сработать. Понимаешь, он искренне верит в существование Добра.
— В чем ты и я не очень уверены. Зато мы точно знаем, что зло существует, — сказал Таргови. И в голосе его вдруг зазвучала сталь. — А еще, Диана Кроуфезер, подсчитай, во что обойдется гражданская война, начатая твоим героем. Разрушение, смерть, опустошение, боль, горе — и все это миллионократно. Ты больше склонна к сочувствию, чем я.
