Аринниан нес Эйат в поселок. Его гравиранец не смог бы поднять их обоих, и Аринниан бросил его. Она пару раз говорила ему, что может лететь или идти сама, но таким слабым шепотом, что он ответил «нет». После тех нескольких слов, которые она выдохнула ему в грудь, когда он склонился над ней, они почти не разговаривали.
На руках он бы далеко ее не унес. Она висела вниз головой у него за спиной, держась когтями ног за плечи, а руками обнимая его за пояс. Так носят детей, только ее приходилось держать еще за крылья. Он изрезал свою рубашку, чтобы обмыть ее раны дождевой влагой с листьев и перевязать. Раны не были серьезными, но рубашка ушла почти вся. Теперь он чувствовал кожей ее тепло (нет, жар) и ее шелковистые перья; и запах ее любовного томления, словно тяжелые духи, обволакивал его и проникал внутрь.
«Вот что хуже всего, — думал он. — Это состояние продлится долго — пару недель, если дать ему выход. Сойдись она с ним снова…
Раскаивается ли она? Как можно каяться в том, с чем не можешь справиться? Конечно, она оглушена, изранена, с трудом соображает — но чувствует ли она себя непоправимо оскверненной? И должна ли?
Я перестал понимать свою небесную подружку».
Он брел со своей ношей вперед. Он почти не отдыхал, пока искал ее. Его ломило, во рту пересохло, в голову словно песка насыпали. Мир сузился до тропинки, по которой он должен пройти столько-то километров — очень уж эти километры длинные. Тропинка все сужалась и сужалась, и в мире не осталось больше ничего, кроме предательства. Он старался не думать о нем, напевая в такт шагам детскую песенку: «Взял, снял, положил. Взял, снял…» Тогда стало слишком заметно, как болят ноги, как дрожат колени, как горят руки; он поневоле вернулся к изменам. Терра — Ифри, Ифри — Авалон. Табита — Рошфор. Эйат — Драун: нет, Драун — Эйат… Водан — как ее там, это жуткое существо из Кентаври, да, Куэнна… Эйат — кто угодно, теперь она принадлежит всем… нет, она может управлять собой, выбирать, оставаться чистой, даже если она больше не девушка, принадлежавшая только ветру. Эти руки, обхватившие его живот, так часто сжимавшие его руки, еще недавно обнимали Драуна; эти губы, которые пели для него, а теперь молчат, испускали стоны, такие же, как издает любая шлюха… «Прекрати это! Прекрати сейчас же!»
Возникший впереди поселок вернул его к реальности. Никого как будто не видно. Это хорошо. Он спокойно доставит Эйат домой. Ифрийские химики изобрели аэрозоль, заглушающую феромоны — ее, конечно, можно будет достать по соседству. Благодаря ей местные самцы не станут ошиваться у Эйат под окнами — а там она достаточно окрепнет, чтобы добраться с ним до флиттера и улететь домой, в Ворота Бури.
Дом Табиты стоял открытым. Она, должно быть, услышала его шаги и дыхание и вышла на порог.
— Привет. Ты нашел ее? Хой! — И Табита бросилась к ним. Раньше это зрелище доставило бы ему радость. — С ней все хорошо?
— Нет. — Он, тяжко ступая, вошел в дом. Прохлада и тень внутри относились словно к другой планете.
— Неси сюда, — подоспела Табита. — На мою кровать.
— Нет! — остановился Аринниан. Хотя… если бы не ноша, он пожал бы плечами. Почему, собственно?
Он уложил Эйат. Она подвернула одно крыло под себя, а другое упало до самого пола.
— Спасибо. — Ее едва было слышно.
— Что случилось? — нагнулась над ней Табита. И ощутила запах, который ифрианин учуял бы за много километров. — Ох, — стиснула зубы она. — Вот оно что.
Аринниан ушел в ванную, влил в себя несколько стаканов холодной воды и принял самый ледяной душ из всех возможных. Приняв стимтаблетку, он снова ожил. Табита ходила взад-вперед, ухаживая за Эйат.
Потом оба встретились в гостиной. Она шепнула ему на ухо — он чувствовал ее дыхание:
— Я дала ей успокоительное. Через несколько минут заснет.
— Ладно, — ответил он сквозь стиснутые от ненависти зубы. — Где Драун?
— В чем дело? — попятилась Табита, широко раскрыв зеленые глаза.
— А ты не догадываешься? Где он?
— Зачем тебе Драун?
— Я его убью.
— Нет! Крис, если это был он, то они не могли с собой совладать. Ни он, ни она. Ты же знаешь. Шок и горе вызвали преждевременную овуляцию, и он случайно…
