«И несколько дрожащих молекул, зафиксировав перемирие, отдадут нам Авалон. Очень хорошо. Все лучше, чем сражаться… Сознают ли это авалонцы? Или они хотят продержаться еще хоть несколько недель, сохраняя иллюзию свободы? Что ж, надеюсь, они сочтут цену этого — реквизиции, запреты, переустройство целого общества, без чего в противном случае можно было бы обойтись, — что они сочтут эту цену не слишком высокой. Потому что смириться с ней придется в любом случае».
Ферун покинул Туманный Лес перед рассветом.
В тот день его край оправдывал свое название. С моря пришел холодный, мокрый, слепящий туман. Он полз между толстых стволов молотовика, пронизывал молневицу; влага капала с ветвей на опавшие листья и со стеклянным звоном падала в лужицы вокруг звучащих стеблей мечей горя. А в глубине суши, где еще царил старый Авалон, громовое дерево распугало объедающих его зверей, и его гул дошел до самого дома Феруна, отразившись эхом от щитов предков на стенах.
Стая слеталась. В ночи прозвучала труба. Вышли вперед сыновья Феруна, чтобы приветствовать своих чотовиков. Они несли на носилках тело отца. Его уоты порхали вокруг, удивленные неподвижностью хозяина. Вдова шла во главе процессии, а по бокам — дочери, их мужья и взрослые дети с горящими факелами.
Зашумели крылья, и вся стая поднялась ввысь, оставив внизу белый, с голубыми тенями туман, освещенный бледными проблесками с востока. На западе, над морем, в королевском пурпуре мерцали последние звезды.
Стая все поднималась, пока не достигла предельной высоты, доступной живым существам. Здесь воздух был тонок и холоден, но снежные вершины Матери Ветров на границе сумерек уже зажгло еще скрытое с глаз солнце.
Процессия все время направлялась на север. Дэниел Холм и его семья, летевшие следом в своих ранцах и дыхательных масках, видели, как блестят крылья клина, словно огромный наконечник копья. Факелы, едва видные во главе, мерцали, как меркнущие звезды. Порой доносились рыдания — и ничто, кроме них, не нарушало тишины.
Они достигли дикого края скал, валунов и быстрых потоков. Здесь сыновья Феруна остановились. Расправив крылья, они вместе с матерью парили в первом теплом утреннем потоке.
Рядом кружили ближайшие родственники, а дальше, хороводом — весь чот. Солнце взошло над горами.
К Феруну приблизился новый виван Туманного Леса. Он протрубил в рог и трижды выкрикнул имя покойного. Варр, склонившись, поцеловала мужа. Тогда виван произнес слова новой веры, которой минуло уже две тысячи лет:
— Высоко летал дух твой с попутным ветром, но вот спустился на тебя крылатый Бог-Охотник. Ты встретил его гордо и сражался с ним как подобает — честью было для него встретиться с тобой. Пусть же то, что побывало в его когтях, станет водой и листвой, улетит с ветром, а душе да будет вечная память.
Сыновья Феруна наклонили носилки. Тело упало вниз, а следом полетели факелы.
Варр взмыла, готовясь к небесному танцу. Сотня родных последовала за ней.
Вдали, вися между пустотой и неоглядностью, Дэниел Холм сказал Кристоферу:
— А терране полагают, будто мы сдадимся.
