— Как решим насчет Зерайна? — спросил Швильт.
— Займитесь им втроем. Я буду советовать время от времени, но вся полнота власти принадлежит вам. Когда обстановка после захвата достаточно прояснится, чтобы ее оценить, мы соберемся вчетвером и обсудим, как это может повлиять на Старкад.
Брехдан не стал добавлять, что он поддержит их против возмущенного Совета, рискуя собственным положением, если они допустят какую-нибудь гибельную ошибку. Это разумелось само собой.
— Как скажешь, — кивнул Швильт. — Доброй охоты.
— Доброй охоты.
Брехдан посидел спокойно несколько минут. День выдался длинный. Кости ломило, и хвост болел от веса, который ему пришлось выдерживать. «Да, — подумал он, — все мы стареем; сначала старость только подкрадывается к тебе — притупляются чувства, убывают силы, ничего такого, с чем не справилась бы энзимная терапия; а потом вдруг, в одну ночь, тебя подхватывает течение столь быстрое, что пейзаж вокруг становится неразличим и слышно, как впереди ревет порог».
Как хотел бы он сейчас улететь домой, вдохнуть чистый воздух у башен Дхангодхана, поболтать с Элвихом над чашей горячего напитка и завалиться спать. Но его ждут в терранском посольстве; а потом еще надо вернуться сюда и встретиться с… как зовут того агента, который ждет в разведотделе? Да, Двир Крюк; а остаток ночи с тем же успехом можно скоротать здесь, на своей койке.
Брехдан расправил плечи, проглотил стимтаблетку и покинул свой архив.
Его Адмиралтейство работало круглые сутки. Через закрытую дверь передней слышался гул, щелканье, шаги и разговоры. Брехдан редко ходил этой дорогой, не имея времени отвечать сообразно званию и клану на приветствие каждого офицера, техника и часового. Была другая дверь — она вела прямо в его деловые апартаменты. Напротив третья дверь выходила в закрытый для посторонних коридор, прямой и темный, ведущий к посадочной площадке.
При выходе на нее Брехдана охватил прохладный сырой воздух. Крыша отгораживала его от маяка, и он ясно видел внизу Ардайг.
Город, в отличие от терранских, с наступлением темноты не загорался лихорадочным многоцветием огней. Наземное движение ограничивалось несколькими проспектами — транспорт в основном был подземный; улицы предназначались для пешеходов и верховых на гвидхах. Развлекались, как правило, у себя дома или же в старинных театрах и на спортивных аренах. Лавки — кроме торговых центров с электронной связью и доставочными системами — в этот час уже закрывались; их на протяжении многих поколений содержали те же семьи в тех же домах. Тридайг кричал — Ардайг шептал, овеваемый легким соленым ветром. Улицы со светящимися мостовыми опутывали холмы паутиной, в которой маячили зажженные окна; воздушные машины мелькали вверху, как фонарики; прожектора на Афоне лишь подчеркивали его суровость. Светили две из четырех лун, Нейевин и Сейт. Под ними светился и переливался залив.
Пилот Брехдана поклонился ему, сложив руки на груди. Нелогично по-прежнему держать у себя этого старикана, когда есть робопилот. Но его род всегда служил роду Инвори. Охрана, со стуком отсалютовав ему, тоже села во флайер; машина заурчала и поднялась.
Стимулятор начал действовать. Брехдан почувствовал новый прилив бодрости. Какие только открытия не ждут его этой ночью! «Успокойся, — сказал он себе, — имей терпение, ищи жемчужину в навозной куче формальностей. Если нам придется-таки истребить терран, мы, по крайней мере, избавим Вселенную от потока пустой болтовни».
Его путь лежал на другой конец города, где еще четыре века назад возникла колония кричаще-ярких имперских куполов, жилых и служебных. Мерсейя тогда была развивающейся планетой, достойной иметь дипломатическую миссию, но еще не дозревшей, чтобы диктовать Терре ее архитектурный стиль или местоположение. Кготские высоты находились тогда далеко за чертой Ардайга. Позднее город окружил их, миссия превратилась в посольство, и Мерсейя могла позволить себе отклонять просьбы о расширении его территории.
Брехдан один прошел ко входу между кустами роз. Его искренне восхищал этот растительный вызов. Раб принял у него плащ, и дворецкий, не уступающий Брехдану ростом, доложил о его прибытии. Все те же пестро разодетые штатские, атташе в форме — ага, вот и новоприбывшие. Лорд Оливейра Ганимедский, посол Империи при его совершенстве ройдхуне, поспешил к нему. Посол был тощий суетливый человечек, чьи таланты, однако, при одном памятном случае неприятно удивили Брехдана.
