ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИР И ЛИТЕРАТУРНЫЕ БРЮКИ
Клиент: Господь создал мир за шесть дней, а вы, вы насилу сшили мне какие — то там брюки за шесть месяцев.
Портной: Но, сударь, взгляните на этот мир, и взгляните на ваши брюки.
Самуэль Беккет. Мир и брюки
Беккет во время своих литературных экспериментов, стремясь вырваться за рамки традиционной литературы, которую он, как и Кафка, считал «невозможной», довольно недолго (в конце войны) занимался искусствоведением. Он старался привлечь внимание публики к творчеству братьев ван Вельд. Возможные пути развития критики он описывает следующим образом: «Не будем говорить о критике в чистом виде. Лучшее в этом смысле — это то, что делают Фроментен, Громанн, МакГриви, Сауелландт и особеннно Амьель. […] Еще можно заниматься общей эстетикой, как Лессинг. Очень мило. Или делать это в форме анекдота, как Вазари в «Harper’s Magasine». Или составлять каталоги, как Смит. Или же мы попросту занимаемся малоприятной и беспорядочной болтовней»[667].
Так что же остается критике? Может быть, именно наладить в литературе связь между миром и брюками, связать два мира, вынужденных существовать параллельно, никогда не пересекаясь? Действительно, теория литературы уже давно отказалась от исторического подхода (Ролан Барт даже назвал свою статью «История или литература?»[668]). История литературы, в свою очередь, отказывается от текста, т. е. собственно от литературы. Автор, как исключительное явление, и текст, как недостижимая бесконечность, были провозглашены неделимыми, «единосущными» — просто по определению литературного факта — и они исключили, или, выражаясь сакральным языком, отлучили и предали анафеме историю, обвинив ее в неспособности вознестись к высотам чистых форм литературного искусства.
Две вселенные — «мир» и «литературу» — провозгласили несоизмеримыми. Барт даже говорит о двух разных континентах: «С одной стороны — мир, с его изобилием фактов, политических решений, обществ, экономик, идеологий; с другой — творчество, кажущееся уединенным и замкнутым, и при этом двусмысленное, ибо у него одновременно несколько смыслов […], два континента периодически обмениваются сигналами или подписывают конвенции. Но главное, изучают эти два континента по отдельности: их географии плохо сочетаются»[669].
Препятствие (которое принято считать непреодолимым) для обретения золотой середины между этими двумя вселенными заключается, по Барту, в «географии», но особенно — во времени: теоретики и историки литературы указывают, что формы меняются в разном ритме, не одновременно, что у них «иной режим»[670], несводимый к хронологии реального мира. Однако сочтено возможным изменить направление вопроса «дифференциальной хронологии»[671] и описать разновидности организации литературного времени, т. е. вселенной с собственной структурой, собственными законами, собственной географией и собственной хронологией. Эта вселенная надежно «отгорожена» от обычного мира, но она всего лишь
