В «Житии Дон Кихота и Санчо» Унамуно подчас сам себе противоречит, но в то же время он остается последовательным с иной, более важной для него точки зрения: он всякий раз принимает сторону Дон Кихота – иначе говоря, для Унамуно Дон Кихот прав, когда принимает постоялый двор за замок, и прав, когда не принимает.
И в «Житии», и в других своих произведениях Унамуно утверждал, что для него Дон Кихот реальнее Сервантеса, автора книги. На первый план в мировоззрении Унамуно выходит единичный человек, отдельная личность, выхваченная из «моря народной жизни», наделенная страстным, трагическим в своей невозможности желанием максимально выразить себя, обрести личное бессмертие – будь то живой человек или литературный персонаж. В прологе к «"Святому Мануэлю" и еще трем историям» Унамуно пишет, что всех персонажей этого сборника «неотступно донимала пугающая проблема личности: являешься ли ты тем, кем являешься, и пребудешь ли впредь тем, кем являешься сейчас?» Эту формулу можно применить ко всему творчеству дона Мигеля после 1897 года.
Герои его романов «Любовь и педагогика» (1902), «Туман» (1914), «Авель Санчес» (1917), «Тетя Тула» (1921) обретают подлинность и неповторимость своего бытия в борьбе с другими героями, с собственным нежеланием существовать, со своим автором (так, Аугусто Перес, герой «Тумана», знакомый с творчеством Мигеля де Унамуно, приезжает к писателю в Саламанку, вступает с ним в спор и даже грозит убить своего создателя).
«Агонисты, то есть борцы (или, если угодно, назовем их просто персонажами), в моих новеллах – это реальные личности, реальные в высшем смысле, реальность их подлинная, то есть та, которую они сами присваивают себе в чистом желании быть таковыми или в чистом желании не быть таковыми, независимо от той реальности, которую приписывают им читатели», – утверждал Унамуно в прологе к своему сборнику «Три назидательные новеллы и один пролог». Персонажи Унамуно живут и умирают, пытаясь разрешить «последние вопросы» мироздания – те же, что не давали покоя их автору.
Проблема собственной личности и желание заслужить бессмертие выходят на первый план и в драматургии Унамуно (он автор десятка драм, самые известные из которых – «Брат Жуан, или Мир есть театр» и «Другой»), и в его стихах (стихотворения и поэмы Унамуно составляют девять сборников), и в философских произведениях – «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913) и «Агонии христианства» (1924). Унамуно создает свои книги, раздираемый вечным противоречием между желанием жить вечно и разумом, который говорит ему о неисполнимости этого желания, – в этом сущность трагического чувства жизни. Но в этой же непримиримой борьбе двух начал он черпает силы жить:
«Почему я хочу знать, откуда я пришел и куда иду, откуда и куда движется все, что меня окружает, и что все это значит? Потому что я не хочу умереть полностью и окончательно, и хочу знать наверняка, умру я или нет. А если не умру, то что со мною будет? Если же умру, то все бессмысленно. На этот вопрос есть три ответа: либо а) я знаю, что умру полностью и окончательно, и тогда – безысходное отчаяние, либо b) я знаю, что не умру, и тогда – смирение, либо с) я не могу знать ни того, ни другого, и тогда – смирение в отчаянии, или отчаяние в смирении, и борьба».[5] В философии Мигель де Унамуно – один из основоположников (или предтеча) экзистенциализма; его учение о «трагическом чувстве жизни» также называют «персонализм» – ведь именно личность, «persona», стоит в центре философского универсума Унамуно, на полпути между жизнью и смертью, верой и неверием в Бога, всем и ничем.
Сам дон Мигель в письме к одному из друзей называл свою работу над философскими трактатами уединением в башне из слоновой кости. Случилось так, что размеренный ход жизни ректора Саламанкского университета, знаменитого писателя и мыслителя был нарушен, ходом исторических событий в Испании, в его Испании.
В 1923 году при поддержке короля Альфонса XIII власть в Испании получил военный диктатор Примо де Ривера. Унамуно выступает с рядом статей, направленных против нового режима и лично против короля. Вскоре дона Мигеля ссылают на Канарские острова. Через несколько месяцев ему было разрешено вернуться в Саламанку, но Унамуно заявил, что не вернется на родину, пока не будет свергнута диктатура Примо де Риверы. Он отправляется в добровольное изгнание во Францию – сначала в Париж, потом в городок Андайя на границе с Испанией.
