Дубинин с женой сидели на чемодане. В вагоне было темно и только в дальнем углу горел в фонаре огарок свечи. В темноте шептались, на верхней полке кто–то храпел.
Поезд двинулся. Но почти сразу где–то дернули стоп–кран. Под вагонами зашипело и заскрежетало.
Хлопнула дверь, в тамбуре вспыхнул фонарик.
— Приготовьте документы.
Вагон ожил, загалдел, зашевелился.
— Назад! — приказали кому–то.
Дубинин протянул билет и документы.
— Отбываете… — сказал человек с фонарем.
— Никишов?.. Что случилось? — узнал его Дубинин.
— Несчастье у нас. Молоткова убили.
Дубинин встал и взглянул на жену.
Они сошли с поезда. Жена что–то говорила о билетах: то ли их сдать, то ли обменять. Она говорила об этом как–то механически, толком не понимая, о чем, потому что молчать было невыносимо.
…Дверь в квартиру Молоткова была открыта. Люди заходили, уходили, появлялись новые.
Дубинин стоял в стороне, у стены, глядя на фотографию Андрея в траурной рамке и держа здоровой рукой чемодан, — так и забыл поставить, как вошел.
Леля внезапно зарыдала и уткнулась матери в колени. А та продолжала сидеть с застывшими глазами.
Жена Дубинина беспомощно суетилась с какими–то сердечными каплями.
Свет погас. Зажгли керосиновую лампу, стены и потолок перечеркнули изломанные тени. Они колыхались, и лица всех то освещало, то задергивало сумраком.
Дубинин медленно приблизился к столу.
— Леля, — с трудом выдавил он, — может… чем помочь надо?
— Ему уже ничем не поможешь, — ответила за нее мать.
Молоткова хоронили утром. Несли венки, ордена — еще с финской. Тоскливо ухал барабан и звенели тарелки оркестра. За гробом шли без шапок, падал снег, головы были в белых хлопьях. Прохожие останавливались и смотрели, редко кто снимал шапку, смерть стала привычной.
На кладбище секретарь горкома Никонорова начала было надгробную речь, но, расплакавшись, не смогла ее закончить. Тогда вышел Дубинин.
— Мы хороним товарища… Замечательного товарища, майора Молоткова. Он погиб от руки врага, и мы клянемся отомстить за него! И будем бить и уничтожать их на фронте и везде… Везде!
Курсанты вскинули винтовки.
Вслед за дружным залпом раздался еще один выстрел — это замешкался молоденький парень. Он стоял растерянный, виновато глядя на всех, словно совершил что–то неуважительное к покойному.
В тот же день Дубинин пришел в горком на прием к Никоноровой. Разговор был коротким.
— Меня Андрей вчера просил остаться. Предлагал идти к нему в отдел розыска. Я отказался. Честно говоря, я не представлял, что положение настолько серьезно… И не потому, что Андрей погиб. Впрочем, и потому. Одно к другому. — Он с хрустом сжал спичечный коробок.
— Курите? — Никонорова протянула ему пачку.
— Спасибо…
— Вы обратились не по адресу. Но, в общем, я в курсе дела. Начальника милиции переводят в Москву. На его место будет назначен Митин, он только что вернулся из госпиталя после ранения. Значит, в отделе розыска остаются всего два человека. Мы запросим насчет вас область. Будем рекомендовать.
Домик у Дубинина был рядом с фабричным прудом. Здесь они прожили с женой почти десять лет. Дом окружен садом, который подступал к самому берегу, летом можно было чудно отдохнуть, поудить рыбу, здесь Дубинин готовился к экзаменам в строительный институт. Сейчас пруд застыл, и ветер гонял снег, обнажая гладкие пятачки толстого льда…
Дубинин вошел в дом и, не раздеваясь, сел на диван. В полутьме светлым пятном выделялась на столе записка. Он дотянулся, не вставая, и прочитал: «Ужинай без меня. Ушла в магазин. Надя».
Как ей сказать?.. Ведь они были уже в дороге… Андрей… Как же так, Андрей!.. У хороших людей жизнь всегда обрывается рано… Все говорил: «Мне бы, Мишка, дело какое–нибудь такое! А у нас тут не выдвинешься». Его же, наоборот, не раз звали на работу в столицу. Отказывался: «Там обязательно зазнаюсь, располнею. А я себя знаю: мне полнота не к лицу». С ехидцей мужик. «Вот мы с тобой, — говорил, намекая на их фамилии, — вроде как два сапога пара: что молоток, что дубина — постарались предки. Только молоток — это, как ни говори, молоток, а дубина — дубиной и останется!» За Надей они вдвоем ухаживали, вот и пытался Андрей поддеть перед ней друга. Может, она потому Михаила Дубинина и выбрала, что он все время молчал и только улыбался в ответ на Андреевы шуточки. После свадьбы Андрей сказал сопернику: «Не видать бы тебе Надьку без моей помощи. Я нарочно из себя дурачка строил, чтоб у нее глаза не разбегались. — И, мрачно помолчав, расхохотался: — Еще не известно, кому повезло!»
