— Вальтер? — поразилась Ольга Николаевна. — Да он же был самый… самый…
— Его звали Вальтером? — перебил Матвей Егорович. — Ну, пусть Вальтер. Имени своего он мне не докладывал. Только он не престо меня отпустил, а сам привел в больницу.
— Ох! — вырвалось у Хлебниковой. — А я хотела его убить.
— Да не то что хотела, а прямо чуть не убила! — с улыбкой уточнил Матвей Егорович. — Случай его спас. Он сам говорил, что предчувствие было, и не пошел в баню.
— Откуда вы знаете?
— Э! Мне положено все знать. А тогда я просто из окна больницы видел зеленую ракету и слышал взрывы. Молодец, девочка, отлично справилась с заданием!
Обрадованная похвалой, Ольга Николаевна смущенно возразила:
— Это летчик молодец. Умудрился же увидеть в лесу баню и не промахнуться!
— Летчик? — переспросил Матвей Егорович. — Вы так думаете? — Он понял ее ошибку. — Ах, вы, наверное, считали, что по сигналу вылетел бомбардировщик? Нет. Это наш человек подоспел и бросил две связки обыкновенных гранат.
— У нас были партизаны?! — удивилась Хлебникова.
— В ваших местах не было. Как организованной боевой силы не было. Но некоторые товарищи получили задание и кое-какое вооружение. А что ж мы стоим? — прервал он свои объяснения. — Вы не торопитесь? Пойдемте куда-нибудь, посидим часочек.
Она охотно согласилась. Пока искали кафе, бывший «пекарь» рассказывал:
— В ту ночь, как баню взорвали, я в последний раз видел этого замечательного парня. Вальтер, да?
— Вальтер, — подтвердила Ольга Николаевна.
— Он забежал в больницу. «Спрячьтесь, говорит, нам приказано отступать, ваши «катюши» будут вслед палить». Мы и полезли в подвал. Там еще раненые из деревни были. Угадал Вальтер. Снесло то здание. Еле нас потом откопали В госпитали отправили.
— Нам рассказывали об этом. Интересно, остался ли он живым? — вздохнула Ольга Николаевна.
— Не знаю, — вздохнул и Матвей Егорович.
Они нашли кафе, выбрали уединенный столик. Матвей Егорович взялся заказать ужин, а Хлебникова ушла к телефону сообщить домашним, что задержится.
Возвращаясь, она остановилась в дверях, издали разглядывая человека, которого давно считала погибшим.
Прямой, подтянутый; редкие, заметно поседевшие волосы: на сухощавом лице не так уж много морщин. А ведь ему, наверное, около восьмидесяти лет…
— Я вас сразу узнал, — заявил Матвей Егорович, когда она села за столик.
— Почему же не подошли?
— Надо было сначала приучить вас к себе. К «покойникам» не сразу привыкают, — опять засмеялся он. Ольга Николаевна с удовольствием отметила, как открыто и заразительно смеется бывший «пекарь». В ее памяти он оставался суровым, неулыбчивым.
Официант принес закуски и жаркое. Матвей Егорович, не скрывая разгоревшегося аппетита, принялся есть. Хлебникова тоже проголодалась.
— Очень вы меня тогда порадовали зеленой ракетой, — утолив голод, сказал Матвей Егорович. — Если, думаю, такие девчушки за оружие берутся, то никакая вражья сила нас не сломит. В тот вечер и постановил я себе: обязательно вас повидать и большое солдатское спасибо сказать.
— Оружие? — с упреком переспросила она. — Я тогда об автомате мечтала или хоть о пистолете… А какое задание вы собирались отцу передать?
— Половину того задания выполнила его дочь. А он в то время двойные нормы на заводе выдавал. Жаль, рано умер.
Они помолчали, вспоминая Николая Ивановича.
— А вы давно папу знали? — поинтересовалась Ольга Николаевна.
— Так он же был общественным инструктором по стрелковому спорту. Ходил и в наше учреждение, молодежь учил. И все, бывало, хвалился, как здорово его старшая дочка стреляет.
— Из учебной духовой винтовки и из охотничьего ружья, — усмехнулась Хлебникова и спросила: — А как же вы с одного слова Денисову поверили и поручили мне сигналы подавать?
Матвей Егорович помолчал, глядя в пустую тарелку. Потом вздохнул и, словно только для себя, почти шепотом произнес:
— Кому ж еще верить, если не родному сыну?
Ольга Николаевна потянулась через стол, хотела что-то сказать, но не сказала. Она поняла: не вернулся домой взводный Денисов. И не все еще слезы выплакал по нем отец.
Найдешь ли в таком случае слова утешения? И надо ли их искать?
