— Хорошо, мама, не видать им наших слез! — проговорила Оля, вытирая кулаком мокрое лицо. А слезы все текли, бежали по щекам, и остановить их было трудно.
В доме уже хозяйничали немцы. Они хлопали дверьми, затопили маленькую чугунную печку в столовой, поставили на нее котелки с водой.
На пороге маленькой комнаты снова появился рыжий гитлеровец, уже без автомата.
— Медхен, картошка вари! — скомандовал он, указывая на чугун под кухонным столом.
— Иди, доченька, иди, — проговорила мать и слегка подтолкнула ее в спину.
Оля встала. Немец повернулся на каблуках и скрылся.
— Совсем немного, недолго ждать, — шептала вслед дочери Евдокия Павловна. — Нужно дождаться.
Картошку надо было набирать в подполье. Спуститься в него можно только из столовой — там люк. Но подойти к люку оказалось невозможным. Танкистам доставили обед, и они возбужденно топтались по всей комнате, выбирая себе подходящее местечко.
Оля наблюдала из-за узенькой перегородки, разделяющей кухню и столовую (когда-то была здесь дверь, но ее сняли, так как она уменьшала и без того небольшие помещения). На маленьком столе еле уместились котелки с ароматным супом; длинные металлические тарелочки — девочка таких никогда не видала — с душистым жареным мясом, удивительно румяной картошкой, с солеными молодыми огурчиками и красными маринованными помидорами, с золотистым луком и зеленым горошком; в промасленной обертке — сыр; шпроты в баночках, несколько бутылок вина и хлеб. Необыкновенный хлеб! Настоящий, ржаной и белый. Не овсяный, не кукурузный, без примеси отрубей или картофельных очисток. И такие большие квадратные буханки, словно наши довоенные сложили по две рядом и так испекли.
Оля невольно подумала, что наши солдаты ели консервы, вареную картошку и сухари. Да и сами они давно не пробовали такого супа и мяса. У девочки закружилась голова, и она отошла от перегородки. Вареная картошка немцам не нужна. Тот рыжий просто так сказал, чтобы знали: он имеет право командовать.
От голода Олю мутило. Нестерпимо захотелось есть. Чтобы справиться с тошнотой, она решила немножко постоять в кухне. Но и там ее преследовали соблазнительные запахи. А лепешки в печке еще не испеклись. И все-таки, как бы их достать? Заслонка загремит, противни тоже Танкисты не позарятся на овсяные лепешки, но услышат шум, прибегут в кухню.
Девочке недолго пришлось решать эту проблему. Немцы, видимо, выпили, заскребли ложками по котелкам и развеселились, заговорили наперебой. Те знания немецкого языка, какие Оля получила в школе за два с половиной года, помогли ей кое-что понять из услышанных слов. Главным было: «Отремонтируем танки, догоним своих и дальше — на Москву Еще два-три дня — и Москве конец, России конец!»
Оля со злостью громыхнула заслонкой, со скрежетом выдвинула из печки противни. И тотчас же в кухню явился зеленоглазый, недавно требовавший вареной картошки. Однако увидев, что здесь нет ничего опасного, с досадой махнул рукой и удалился. Выпитое вино и вкусная еда сделали его снисходительным.
Оля, успокаиваясь, отобрала из недопеченных лепешек те, которые уже можно было есть, поставила остальные в печь, прихватила соленых огурцов и вернулась в детскую. Мать, довольная ее сообразительностью, пошутила:
— При таких запасах и наша еда будет царской.
Вскоре за стеной послышалась песня. Слов понять было невозможно — пьяные голоса звучали вразнобой, а ритм песни — бравурный, задиристый. Может, это немецкий военный гимн пли марш? Оля невольно вспомнила наш, советский военный марш, а может, и не марш, просто песня:
Пусть ярость благородная…
— Мама, послушай, — не выдержала девочка и шепотом, почти ей на ухо, пропела:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!
И не успела мать ничего сказать, не успела справиться с улыбкой надежды и горечи, как дверь комнатушки открылась и закрылась, пропустив танкиста в черном комбинезоне. Он не пошел к ним. Опустился на низенький порожек и аккуратно пригладил свои черные волосы. Он был очень молод. И улыбался. Улыбка открывала красивые белые зубы, в ровном ряду которых выделялся один, точнее — половина переднего резца, отколотого снизу.
