— Ду бист пионир! Дайн фатер — коммунист!
Оля услышала вскрик матери, увидела, как Шурочка забилась в угол, и почувствовала, как у нее самой похолодели руки и ноги.
Дальнейшую речь немца она поняла очень хорошо — почти все слова были знакомы.
— Наш райх, — словно диктовал он, — несет смерть всем коммунистам, всем красным. Они мешают Германии. Ты пионерка, красная, и тебе смерть! А за это, — он раскрыл учебник на той странице, где был портрет Ленина, — тоже смерть!
Немец бросил учебник и полез в карман своего черного комбинезона.
Евдокия Павловна схватила Шуру, бросила ее за свою спину. А Оля загородила собой мать.
— Меня! — закричала она. — Лучше убей меня!
Ее крик услышали в столовой. Оттуда донеслись звуки поспешных шагов. Немец выхватил из кармана пакетик в яркой обертке, бросил его Оле под ноги и выскочил из комнаты. За дверью он засмеялся, кому-то что-то сказал, и, видимо, немцы ушли обратно в столовую. Оля подняла красочный пакетик, развернула его и увидела… сломанную шоколадку.
Когда страх прошел, Евдокия Павловна и Оля попытались объяснить себе происшедшее, но так и не смогли.
— Спрячь, Оля, книжку, — приказала Евдокия Павловна, — лучше сожги ее. И не надейся в следующий раз, что так обойдется.
Сжигать учебник Оля отказалась. Лучше она спрячет его на прежнее место. Запихнув книгу за пазуху, девочка осторожно вышла из комнаты и поднялась на чердак. Ей неудержимо захотелось повидать дядю Матвея, посоветоваться с ним. А вдруг он близко? И она направилась в лес, к стогу.
По пути она почти уверила себя, что не мог он, как и все, оставить ее, маму и Шурочку одних, у немцев. Он должен быть тут, чтобы помочь им хотя бы советом…
Ниша в стоге осела, дяди Матвея не было. Оле хотелось плакать, но слез не было. Оля села на мерзлую солому и задумалась: почему она или мама надеются на чью-то защиту? Разве сами они не смогут бороться? Мама, конечно, не сможет. А она, Оля? Ведь дядя Матвей поверил в нее, даже поручение дал!
Оля решительно встала, еще раз огляделась и направилась к дому. Но, вспомнив о «продовольственном складе», остановилась. Может, взять мяса, гуся или курицу? А где варить? Фашисты отберут. И еще про склад догадаются. Нет уж, придется потерпеть, посидеть на картошке с молоком…
Вечером за стеной опять вкусно ели, много пили, горланили песни. II снова спор: через три или через семь дней они возьмут Москву и будет ли Россия еще воевать, если немцы захватят столицу? И конечно же, произносили тосты за победу великой Германии, за скорое возвращение домой.
Когда Оля выходила доить козу, танкисты уже готовились к ночлегу. Надували резиновые матрасы, делили места в столовой и пустой зале. Но не успела девочка подоить козу, как услышала какие-то странные звуки. Над головой беспрерывно что-то гудело, свистело, жужжало. «Летят снаряды, — сообразила девочка, — но почему так часто и так много? Сколько же пушек стреляет и где их столько могло разместиться?»
Оля бросила козу и подойник, кинулась к своим. Каждую секунду раздавались взрывы, совсем рядом, сотрясая весь дом. Она было ринулась из кухни в комнатушку, но остановилась, пораженная удивительным зрелищем: «покорители» России падали на пол, прятались под широкую лавку, под стол.
— Мари Ванна! Катюша! — бормотали они.
Оля поняла, что так гитлеровцы называли какое-то новое страшное оружие, уже им знакомое. С удовлетворением наблюдая, в какой ужас привела «катюша» «победителей», Оля подумала: «Пусть и нас убьет, зато и от них всех останется мокрое место!»
Но снаряды не попадали в затерявшийся лесной домик. Они разрывались в деревне, где стояли немецкие пушки и танки…
Через три дня танки были отремонтированы. Вечером, как и накануне, немцы были пьяны. Пучеглазый «доктор», который умел «руки вжик и ноги вжик», ввалился в маленькую комнатку, развернул большую карту и хвастливо заявил:
— Каменка! Крюково! Вир наступать!
Еще до рассвета гитлеровцы двинулись в сторону Каменки.
— Пойди, дочка, посмотри, не горим ли мы? — сказала Евдокия Павловна, когда гудение моторов отдалилось.
Оля обежала вокруг дома. Огня нигде не было. Видно, фашистам было не до них. Танки выбирались на шоссе.
