Куда лучше бродить по дворцу, любуясь им. Бессонницы случаются у меня довольно часто, и я коротаю время, прогуливаясь по бесконечным, запутанным переходам.
В жилых покоях второго и третьего этажа восточной части дворца жизнь не утихает и ночью. Только мальчишки, которым едва пробудившееся мужество не дает покоя, думают, что могут пробраться незамеченными, прячась в тени стройных колонн от стражников и торопливо пробегающих слуг. А я, разгуливая по темному дворцу, не раз слышал насмешливый шепоток, сопровождавший очередного щенка: и стражники, и, тем более, всеведущие, как богиня молвы — стоустая Осса, слуги точно знали, кто и к кому пошел. Потому сам я не пытался спрятаться, но постарался не задерживаться на втором этаже восточной части дворца — там, где располагались жилые покои всех обитателей Лабиринта.[11] Спустился вниз, к святилищу и парадным залам, где проходили пиры промахов[12], собирались на советы гепеты[13]. Там по ночам встречались лишь степенные, молчаливые воины.
Постепенно красота дворца наполнила душу мою до краев, и мысли, донимавшие меня, отступили. Лабиринт — колдовское зрелище даже днем, когда он заполнен толпами придворных, и неумолчный гул, подобный жужжанию мух, уносится под высокие своды. А в темноте огромные залы, переходы и колоннады, залитые лунным светом, обретают особенную прелесть: шаги одинокого человека отдаются эхом, разносясь далеко — далеко, а многочисленные росписи на стенах кажутся живыми в холодном свете полной луны.
Помню, мне еще мальчиком нравилось изучать их, выспрашивать у дядьки-педагога и матери имена нарисованных. Мне охотно рассказывали про обряды и церемонии, запечатленные на стенах, но большинство фигур оставались безымянными. И мы с Сарпедоном принимались придумывать сами, сплетая известное нам о прошлом своей земли с домыслами и догадками.
Процессии женщин и мужчин, шедших с воздетыми к разноцветным облакам руками, молили Посейдона смирить свой гнев. Одним богам ведомо, когда сделали эту роспись! Подобные обряды совершались задолго до нашего рождения, существуют ныне и сохранятся много лет спустя после нашей смерти. Потому что прогневать неукротимого Посейдона легко. Редко какое девятилетие обходится на Крите без содроганий земли, вызванных ударами его трезубца.
Осса — крылатая, бездумная молва — связывала одно землетрясение с моим именем. Посейдон требовал изгнать с острова божественную Европу, приплывшую сюда на спине огромного белого быка, и её новорожденного сына, то есть меня. Анакт Крита Астерий, сын Тектама, наполовину ахеец и верный служитель Зевса, бога своих предков, дерзнул ослушаться Владыку морей. Разгневанный Посейдон так ярился, что рухнули многие покои этого дворца, и залы пришлось отстраивать заново.
Безголовая Осса и сейчас трубит, что Посейдон не принимает меня.
Да, я здесь чужой!
С детства я слышал рассказы, как прекрасная царевна Европа в сопровождении подруг пошла на берег моря, и необычайной красоты бык, ласковый, как весеннее солнце, подошел к ней, доверчиво обнюхал девичьи ладони и лег у её ног.
Мать моя говорила, что ей захотелось погладить золотистую шерстку меж рогов быка, потрепать его по могучей холке. Зверь ничуть не противился, когда она взобралась на его спину, а потом вскочил и стремительно бросился к морю. Подруги не смогли догнать его, а мать не осмелилась противиться судьбе, ибо в сердце её поселилась уверенность, что этот бык — неведомое божество.
Его звали Зевс. Он жил с царевной Европой пять лет, пока не родилось у нее трое сыновей. Тогда отец покинул нашу мать, велев анакту Астерию взять её в жены и заботиться о детях этой женщины. Астерий с честью выполнил его волю.
Промыслом богов ханаанеянка[14] Европа стала царицей этого острова. Её избрала воплощением своим хозяйка Крита Бритомартис-Диктина, великая богиня — покровительница змей, жительница священных рощ. Язык этой земли стал для матери ее языком, обычаи — её обычаями.
Здесь, на Крите, родился и мой божественный отец. Его укрывала эта земля от нашего деда, свирепого Кроноса, пожиравшего живыми своих детей.
