На ней была та же одежда, что и вчера на обеде. У нее была косметичка, которую она купила в магазине внизу. У нее был ее огромный «мерседес», который Боб мог и выследить, но она надеялась, что он не станет этого делать. Лорен даже сама его припарковала на ночь, отказавшись от услуг парковщика, чтобы сэкономить семнадцать долларов.
Нантакет ждал ее. И Лорен никогда больше не вернется в Нью-Фоллс.
Остаток жизни она проведет на крошечном острове, со ста сорока километрами пляжей и воспоминаниями о детстве, которые, хоть и спутанные, принадлежали ей.
Теперь ей осталось сделать только одно. Прежде чем уйти со стоянки, она включила свой мобильный телефон и позвонила Дори.
– Возвращайся домой к Джеффри, – сказала Лорен. – Он твой муж, у вас ребенок. Возвращайся и попытайся придумать что-нибудь. Если не сможешь – если правда не сможешь, – ты знаешь, где меня найти.
– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Джек, и Кэролайн удивилась, потому что он уже очень долго не говорил таких слов.
– Спасибо, – ответила она и в последний раз оглядела себя с головы до ног в зеркало «Хадсон-вэлли-сентер». Кэролайн была рада, что сделала подтяжку, – как раз то, что надо к сегодняшнему вечеру. Подтяжка лица и «Версаче» – это хороший выбор. Последний на бретельках и с длинным разрезом до самого бедра. Как и обстановка, платье было приятного желтого цвета и было бы нелепо, если бы все дело заключалось в «похоти», как сказала Элиз. – Ты тоже неплохо выглядишь.
Муж улыбнулся кривой улыбкой, той самой, которая пленила ее сердце сто лет назад, когда у него было куда меньше денег, а она была более решительна. Тогда, наверное, она его любила.
Кэролайн отвернулась от него и оглядела зал. Через секунду двери растворятся и Нью-Фоллс хлынет внутрь. Столы были приготовлены, роскошные цветы свисали из ваз, свет был мягким. Оркестр из двенадцати музыкантов закончил настраиваться и теперь сидел со смычками наготове, ожидая, пока Кэролайн подаст сигнал. (Она попыталась добраться до того небольшого оркестрика, в котором когда-то играла Кондолиза Райс, но ей сказали, что «они такими вещами не занимаются». Ну и ладно.)
Вдоль стены выстроились официанты, облаченные в накрахмаленные идеальные белые рубашки. Они держали маленькие подносы с деликатесами: малина с бри в тесто филло, печеные оливки с сыром фета, грибные пиероги[52] с белыми орегонскими трюфелями.
Кэролайн не спала почти всю ночь, занимаясь организацией того, кто куда сядет. Раз Лорен и Боба не будет, а Иоланда придет неизвестно еще с кем, Кэролайн решила, что Делано можно посадить на место Халлидеев. Помимо прочего, это привлечет внимание к их столику и даст Кэролайн возможность выказать соболезнования вновь испеченной вдовушке.
– Хочешь, дам тебе монетку, только не будь такой задумчивой.
– Мои мысли стоят дороже, – сказала она с улыбкой.
– Я слышал.
Что Джек имел в виду?
– Она придет? – спросил он. – Элиз Делано?
Казалось, что ворот платья плотнее сжал ее горло.
Она остановила взгляд на официантах.
– Дочь Китти? – Сердце стукнуло раз, потом два.
– Вчера ко мне приходил некто по имени Пол Тобин. Я думаю, тебе знакомо это имя?
Кэролайн отступила от Джека. Она не могла позволить себе вспотеть в «Версаче», только не сейчас, только не сегодня.
Он пошел за ней к двери, туда, где они должны были стоять, король и королева Нью-Фоллс, приветствуя своих гостей, всех без исключения.
– Видимо, ты недооценила этого человека. Нам надо поговорить, Кэролайн.
– Не сейчас, – сказала она и сделала знак распорядителю, чтобы тот открывал двери.
Полилась музыка, задвигались официанты, улыбка каким-то невероятным образом все-таки оказалась на ее пухлых губах; такой улыбкой она овладела, еще когда была девочкой, а ее отец заставлял ее вести себя так, словно ее мать не валялась в кровати пьяная в стельку.
Стоя рядом с ней, Джек копировал ее улыбку. «Здравствуйте, – говорил он друзьям и незнакомцам. – Очень приятно видеть вас». Он прильнул к ее уху и прошептал:
– Тебе не идет сентиментальность, Кэролайн. Об этом мы тоже поговорим позже.
Она не могла сказать, была ли музыка, которую исполняли музыканты, той самой прелюдией, которую выбрала она. Она не знала, находили ли люди свои карточки, правильно ли двигался персонал. Было такое ощущение, что она словно переместилась в иное измерение, где было трудно слышать, говорить, думать.
