Об этом теперь не принято говорить. Почему-то теперь считается, что он погиб при столкновении с нашим же аэропланом. В штабе мне объяснили, что национальный герой не может погибнуть при столь странных обстоятельствах. Как по мне, то, что они придумали взамен, и вовсе дурацкая байка. Вам я могу это сказать.
Тело Бёльке еще не остыло, а я уже вновь был в воздухе. Искал его убийцу, кем бы он ни был. Вернулся под утро, пополнив свой счет седьмым самолетом. Не тем самолетом. К тому времени на аэродром Первого истребительного соединения англичане уже сбросили этот свой знаменитый вымпел с трогательной надписью: «В память о капитане Бёльке, нашем мужественном и благородном сопернике, от британских Королевских воздушных сил».
Кого-то это, может, и растрогало – вот только не меня. Самовлюбленные поганцы…
Я сбил того, кто сбросил вымпел, через несколько дней. Но это был не тот, кто убил Бёльке – на сбитом самолете был обычный трехцветный рондель Королевского воздушного корпуса.
Черный дракон? Что ж. Буду искать черного дракона. Чем бы он ни оказался. Именно в тот день я впервые приказал аэродромным техникам покрасить мой самолет в красный цвет. Я хотел, чтобы мой враг знал, кто идет за ним.
А еще красный цвет ночью становится черным.
Ближе к полудню меня вызвали в штаб. И выпотрошили по полной.
– Здесь нет места частной инициативе, Рихтгофен! Таких частных инициаторов у нас сметают в сторону, если вообще не расстреливают за саботаж. Такие не получат на фронте ничего: ни еды, ни топлива, ни патронов, ни медицинской помощи. Тут настоящие солдаты сражаются за родную страну и погибают каждый день. Их тяжелый труд мы обязаны обеспечить, и ваше дело здесь – выполнять исключительно приказы командования. Странно, что я вынужден вам это объяснять. Мы ценим сбитые вами самолеты, и весьма высоко! Но здесь нет места мстителям-одиночкам. Вам понятно?
– Так точно!
– В частном порядке пилоты могут мечтать о чем угодно вне боя, даже договариваться о чем-то. Но война и приказы стирают все эти идеи, как мел с доски. Здесь все делают то, что должно. До самой победы. Или смерти. Свободны, Рихтгофен.
Я мог только щелкнуть каблуками и выйти вон.
А потом мы хоронили Бёльке. Я шел за гробом и нес подушку с его наградами, думая совершенно о другом. Был Бёльке прав или нет? Что он имел в виду, сказав «черный дракон»?
Я нуждался в активной деятельности. Я хотел нанести ответный удар. Дать им понять, что радоваться рано. Что место Бёльке в небе не останется свободным, и их жизнь не стала ничуть безопаснее.
После похорон я напился, угнал грузовик и добрался до города, к моей Кейт. Признаю – это было нелегкое для меня время. Мне требовалось собраться с духом.
Но утром я был снова на месте, готов и свеж. Готовый к действиям.
Командование любезно довело до моего сведения, что, по данным разведки, союзники не применяли огнеметные аэропланы. Вопрос закрыт, служите и далее, так же ревностно.
Что ж, так и будет.
Черный дракон продолжал сжигать наши аэростаты и наших летчиков, не оставляя вестников поражения. Он был призраком. Никто его больше не видел кроме меня. Никто не остался после этого в живых. Значит, это оставалось моим делом.
Нам нелегко было встретиться – он был ночным охотником, а мы летали с утра, чтобы, по заветам Бёльке, подбить на завтрак одного-двух англичан. Он летал, когда хотел, – я не имел возможности такое себе позволять.
Между тем я одержал свою пятнадцатую победу и был представлен к «Пурпурному Максу». Такой же орден я нес на подушке с наградами Бёльке.
Теперь я был лучшим. И именно потому я должен был сбить Черного дракона, знать бы еще, что он такое… Бёльке, Кирмайер, Пфайффер, Винтгенс… его список уже был достаточно длинным.
Мы вновь столкнулись с ним над Аррасом уже летом, поздним вечером, когда тяжелое красное солнце тонуло в тучах над горизонтом. Я вышел прямо на него из облаков. В холодных лучах заката я видел его совершенно ясно, словно держал на вытянутой руке. Стремительный самолет беззвучно, с выключенным двигателем, падал в сторону нашего фронта. На всю длину фюзеляжа был нарисован черный готический дракон, изрыгающий пламя. И девиз «Прирожденный поджигатель» или что-то в этом роде, латынь о ту пору мне отказала.
