А потом как получилось. В утренних сумерках Петька полез по проходу к австрийским окопам. Видать, хотел сменять яблоки на рафинад или еще что-то. И с той стороны ударил пулемет. Петьку – в решето, яблоки рассыпались по траншее.
Весь взвод вскочил: что за дела? С какого перепугу стреляют? Не было такого уговора!
А я еще по звуку понял: бьют не из «Шварцлозе», а из чего-то навроде «максимки». И доносят, мол, в окопах вражеских солдаты не в австрийских, а немецких касках.
Как есть: ночью австрийцев на позиции сменили германцы. Австрияки нас не предупредили вовсе – вот и братайся с ними после этого. А германцы не то не знали про тряпку, не то нарочно ее положили на условленное место.
К полудню нас артиллерийским налетом накрыло – отсиделись в землянке. Бывало и хуже: и дольше лупили, и сильней. Когда огонь германцы перенесли за наши спины, выглянули из землянок и щелей и увидали, через дым и неосевшую пыль, как поднимаются германские цепи. В былые времена отбили бы мы такую атаку, да что ты! Только времена были уж не былые. Кто-то из винтовки садит, кто-то оружие вырывает.
– Не сметь стрелять! – кричат. – Это же наши братья, селяне да рабочие!
Иные просто побежали. Пецулевич наган выдернул, грозил за дезертирство стрелять, да так и не выстрелил ни разу. Не успел – ему в спину кто-то пулю всадил. Я наган подобрал, в землянку заскочил, из-за плаката «Подвиг и гибель летчика Нестерова» выдернул кожанку.
Выскочил – немцы уже близко, а сзади сплошной вал огня – то их артиллерия нас от запасных позиций и подмоги отрезает.
Помните, я говорил, что на фронте всё просто? Так вот забудьте. Из-под германского удара мы ушли в сторону, в болота. Края нами-то были разведаны, старик за клюквой ходил, пути знал. А уходя, мы вешки убирали.
Солнца нет, зато мох со всех сторон деревьев.
– Не туда куда-то идем, – Пастушок сказал. – Давайте я вас выведу.
– Да помолчал бы, – старик ему говорит. – Выведет он, как же…
Проплутали часов шесть. Стали на полянке лагерем, когда сумерки сгущаться начали – куда уж по темноте идти. Было нас тогда человек двадцать.
– Костры не жечь, – сказал я, будучи за старшего. – Германец рядом может быть. Ночь без огня перетерпим.
– А может, лучше сдаться? – кто-то распропагандированный сказал. – Ведь всё равно скоро и у них революция будет – так товарищ Петр говорил. Мол, русский начнет, а немец закончит.
– А ну мне! Прикладом по зубам не хочешь? Не моги и думать!
Стало быть, разбили лагерь.
Я кожанку достал, стал ее вытирать. Пока она лежала в тайнике, отяжелела изрядно. А чем питалась – непонятно: червями ли, или сырой землей. И землей этой она изрядно перемазалась. Я грязь стал рукой убирать: поверху стер, а вот в трещинках, что всегда в коже есть, она осталась. И вдруг увидал я, что морщинки эти вроде рисунка образуют. Вот ведь оно послание, кое все искали.
Только хотел позвать старика, как тот сам подошел.
– Прихватил и ее? Успел-таки? – спросил, а когда я кивнул, добавил: – Вот и ладненько. Вот и делу конец.
Из сапога достал сигнальную шашку и шнур дерганул. Над лесом зажглась красная ракета.
– Ты чего творишь?! – закричал я. – Немцы нас обнаружат.
– Непременно обнаружат. Мы это послание долго ищем. Теперь найдем этого докторишку, – старик говорит и тычет в меня маузером. – Сопротивление бесполезно. Ты, я видел, наган подобрал. Бросай его на землю.
Вокруг нас уже остальные собрались. Винтовки на изготовку взяли, да всё никак не решат, в кого стрелять.
– Дурак ты, фельдфебель. От ваших Пецулевичу было поручено приглядывать – не появятся ли вещи с аэроплана. Кому ж еще? Все-таки офицер.
– А вольнопер?..
– А он тоже дурак. Тоже искал доктора, но для своих большевицких нужд. Может, хотели скрестить казаков с лошадьми, чтоб получились кентавры-кавалеристы. Уж не знаю, откуда они прознали. Да только если бы он вас с фронта в Петроград увел, ушла бы кожанка.
– И атака сегодняшняя из-за кожанки?..
– Необычно быстро сегодня смекаешь. Думали всё перерыть, ну а коль ты ее прихватил с собой – так то и лучше, – посмотрел он на других и говорит: – А вы, ребята, втыкайте штыки в землю. Для вас война закончена. Сегодня же будете горячее есть и в тепле ночевать, под крышей.
