„Камень-вампир“ ― всплыло в памяти старое название, ― так вот ты какой: не только „пьёшь“ кровь, но и лечишь! Интересно, интересно…» ― Мика быстро убрал Тёмный камень в коробку, вынув из неё серебряный перстень, и надел его, почувствовав, как тот теплеет. И тут же в его голове зазвучал смутно знакомый голос:
«Привет, Мика! Наконец-то я могу с тобой поговорить».
― Кто ты такой? Я ничего не помню, может, подскажешь, что со мной произошло?
― Раньше ты с родителями был далеко отсюда, там, где невозможно использовать магию. Поэтому мы не могли слышать друг друга. А совсем недавно я тебя почувствовал, но очень слабо. Кажется, ты летел сюда на самолёте, а потом ехал на поезде. И так спешил, словно что-то случилось по твоей вине…
― Замолчи, Перстень. Довольно, я всё вспомнил. И это невыносимо…
Мика пошатнулся и сполз, прижавшись спиной к стене, на холодный асфальт, кое-как натянув на себя коробку дрожащими руками. Его трясло, но не от холода, а от ужаса. Он вспомнил, что убил Джека, своего приёмного отца. Того единственного человека, кому мог верить. Того, кто приютил его у себя в самый тяжёлый момент жизни и искренне полюбил. Чудо, что Луизы в тот момент не оказалось дома…
Сначала подросток просто тяжело дышал под коробкой, но ему не хватало воздуха, и заболело в груди. Выскочив из-под укрытия, с криками: «Нет, это был не я!» ― Мика с силой начал лупить ногами по стене, превращая размокшие кроссовки в кровавое месиво, затем повернулся к неподвижно лежащему неудачливому грабителю и с размаха пнул его под рёбра.
«Труп» застонал и дрыгнул ногой, заныв пропитым голосом:
«Оставь меня в покое, придурок! Я уже ухожу, теперь это твоё место. Ты ― победил. Хватит меня дубасить, чёртов недоносок…»
Звук его голоса немного остудил пыл Мики. «Я не убил бездомного, возможно, и отец тоже жив…» ― в душе затеплилась надежда, и он снова подошёл к краю арки, чтобы умыться и охладить внезапно вспотевшее лицо. Ливень утихал, рядом прошаркал, что-то бубня себе под нос, бродяга. Мика вовремя заметил на его плече свой рюкзак, в запале брошенный им на землю, и резко сорвал его с плеча вора.
Тот испуганно заверещал и выбежал на улицу, приволакивая ногу. Вскоре он скрылся за поворотом, а Мика, одев рюкзак на плечо, обратился к Перстню.
― Думаешь, я мог сделать это?
― О чём ты, сынок?
― Заткнись, заткнись и не смей меня так называть. Мой отец ― Джек, мой отец… Я не мог… ― он заплакал так горько и отчаянно, что прятавшиеся от дождя под соседней крышей голуби вспорхнули и улетели, скрывшись за пеленой дождя. Но память снова и снова настойчиво подсовывала ему страшные картины произошедшего.
Вот Джек заходит в дом, закрывая дверь, чтобы не впустить в комнату клубы морозного воздуха, и смеётся… Голос в голове, парализовавший волю, отчётливо произносит:
«Вызывай кинжал, даже здесь он тебя послушается, и убей Джека. Он твой враг и хочет погубить тебя. Действуй».
А Мика, потерявший волю, всё ещё пытается сопротивляться приказу и зажимает рукой рот, чтобы не произнести страшные слова. Но не в силах противостоять «голосу», срывает со стены тяжёлое бра и бьёт отца по затылку. Джек падает на пол прихожей, вокруг его головы расплывается большое красное пятно.
Голос настойчиво твердит: «Добей, убедись, что он мёртв!» Но Мика продолжает сопротивляться: разворачивается, несётся по ступенькам лестницы на второй этаж в свою комнату за рюкзаком и курткой. Затем, разбив окно, выпрыгивает на улицу и бежит, бежит… Только чтобы не видеть окровавленного отца.
А «голос» беснуется и причиняет ему такую боль, что на какое-то время Мика слепнет, но включается другое, внутреннее зрение, и вот он уже в автобусе, везущем его в аэропорт…
«Луиза должна была прийти, она наверняка позаботилась о Джеке. Пусть будет так, умоляю, боже! Прости, папа, прости меня. Кто-то управляет мной. Враг внутри…»
Перстень снова нагрелся. Мика закрыл глаза и увидел перед собой лицо человека-Тени. Как же он старался его забыть, и вот опять…
― Что тебе от меня нужно?
― Я догадываюсь, кто мог сделать это с тобой, Мика.
― Кто же?
― Ты помнишь наш последний разговор, когда я рассказал о себе?
