– Вы заслужили мое доверие уже тем, как взялись за это дело, – заговорил Майлз, обрывая затянувшуюся паузу.
– Спасибо, – просто ответила Карен.
Надеюсь, я вас убедил, и вы возьметесь за мой бракоразводный процесс?
– Я… – Мгновение, поколебавшись, Карен пододвинула к себе блокнот. – Да. Полагаю, вам известно, что развод оформляется не раньше, чем истекут двенадцать месяцев с момента регистрации раздельного проживания, хотя урегулировать имущественные вопросы можно заранее…
– Да. Собственно говоря, мы живем раздельно вот уже больше года.
Карен кивнула.
– Как насчет детей, мистер Диксон?
– Есть сын. Ему шесть… почти семь.
– Вы намерены требовать права попечительства?
– Нет, разве что моя бывшая супруга станет намеренно препятствовать нашему с Диком общению. Вы хотите особо оговорить этот пункт? – невозмутимо осведомился Майлз.
Карен отложила ручку и нервно забарабанила пальцами по столу.
– Видите ли, юридические баталии за право попечительства наносят непоправимый вред тому, ради кого, якобы, все это затевается, то есть ребенку. В войне между родителями ребенок как бы разрывается надвое. И, хотя не мое это дело, я всегда почитала моральным долгом указать, что в данном вопросе обе заинтересованные стороны обязаны вести себя достойно и стараться решить проблему миром, предпочтительно промеж себя.
– Как раз это и входит в мои планы, – подтвердил Майлз.
– Отлично. Тогда, если ваше намерение развестись твердо, давайте сразу же и приступим к «дележке» – почему бы не назвать вещи своими именами?
Карен нарочно взяла шутливый тон, но при этом зорко следила за реакцией собеседника. Хотя в двадцатом веке несходство характеров является достаточным поводом для развода, процесс раздела имущества зачастую оборачивается испытанием мучительным и головоломным, точно так же, как встарь, – попытки установить, кто же виноват. Так что зачастую люди предпочитают дважды подумать, прежде чем совать голову в петлю.
– Не беспокойтесь, Карен, решение мое окончательно и бесповоротно, – заверил ее Майлз. – А делить мы будем вот что…
Полчаса спустя молодая женщина вынуждена была признать: клиент ее обладает острым, как бритва умом и знает собственность семейства Диксон, словно свои пять пальцев. И еще: миссис Диксон, которой очень скоро предстояло называться «бывшей миссис Диксон», будет прекрасно обеспечена.
– Ну что ж, – подвела итог Карен, – вы распорядились имуществом более чем справедливо. Не думаю, что Линда Диксон станет это оспаривать.
– Вот здесь вы ошибаетесь.
Карен вопросительно посмотрела на него.
– Линда заставит пересмотреть все оценки и станет выдвигать крайне любопытные требования. Я в этом ни минуты не сомневаюсь. А ваше дело – вовремя хлопнуть ее по рукам.
Карен непроизвольно вздрогнула: в тоне Майлза ей вдруг почудилась холодная, неумолимая жестокость. Впрочем, продолжать разговор клиент не стал и вскоре распрощался.
Она проводила взглядом темно-серый джип и, хотя ее это нимало не касалось, поневоле задумалась: чем же навлекла на себя немилость рассудительного красавца-мужа Линда Диксон? Можно, конечно, предположить, что инициатором развода выступила она, а не он, размышляла Карен, опуская занавеску. Но это казалось как-то уж очень сомнительным…
В течение последующих двенадцати месяцев не произошло ровным счетом ничего, что заставило бы молодую женщину изменить мнение.
Линда и впрямь яростно отстаивала все, представлявшее хоть маломальскую ценность: ставила под сомнение истинную стоимость фондов и акций «Диксон энд компани», оспаривала права собственности на дом, мебель, картины. И даже попыталась отобрать черного дога по кличке Мерлин, которого якобы купила еще щенком. Карен приходилось сражаться за каждую мелочь, решительно отметая в сторону нелепые притязания.
Как ни странно, единственное, в чем Линда повела себя достойно и рассудительно, так это в вопросе опеки над сыном. Майлз Диксон получил практически ничем не ограниченное право общаться с маленьким Диком.
Но вот, наконец, все формальности были улажены, развод утвержден. И в этот знаменательный день Майлз Диксон обратился к Карен с нежданным предложением:
