Они с Каллисто сидели на берегу реки и старались не смотреть друг на друга. Однако же после вопроса Геракла женщина дрогнула и, обхватив плечи руками, чуть повернула голову. Карие глаза ее были заполнены слезами.
И в ней не было ни капли того безумия, что обычно мчалось впереди Каллисто на несколько шагов.
– Я… убила? – шепот вышел надломленным, губы искривились, с лица схлынули краски. – Я не могла… я не…
Геракл замер.
Все это выглядело… правдоподобно. Очень. Смогла бы Каллисто сыграть так?
Еще недавно Геракл сказал бы, что да: желание выжить может придать человеку дополнительных сил и умений. Но сейчас он видел страх в глазах, слышал дрожание голоса, наблюдал, как меняется выражение лица. И все это потребовало бы недюжинных актерских способностей.
Каллисто была безумна. Но такая трагедия и сумасшедшим не под силу.
Геракл все еще колебался, пытаясь решить, может ли он принять тот факт, что Каллисто, возможно, действительно потеряла память, когда женщина вдруг развернулась к нему полностью и порывисто сказала:
– Я – убийца?
Голос ее больше не дрожал, а глаза блестели решимостью.
– Скажи мне, – потребовала Каллисто до того, как Геракл успел дать ответ. – Та женщина… темноволосая, она называла меня тварью и говорила, что я убила ее подругу. Теперь об этом говоришь и ты. Я действительно сделала это?
Геракл мог только кивнуть. И внезапно ему стало жалко Каллисто. Или не Каллисто? Может ли носить это проклятое имя та, что не помнит совершенных деяний? Может ли она отвечать за эти деяния?
Геракл усмехнулся вдруг, подумав о том, что Каллисто, вероятно, только это и было нужно: вызвать в нем жалость, надавить на нее, воспользоваться.
– Ты убила сотни стариков, женщин и детей, – прямо сказал полубог, решив, что нечего тут больше размусоливать. – И я не верю, что ты не помнишь это. Зато, – и он подвинулся еще ближе, так, что глаза их очутились напротив, – я верю, что ты очень хочешь жить. И сделаешь для этого все, что угодно. Я прав?
Геракл смотрел на Каллисто и почти видел, как страх снова завладевает темным взглядом. Кожей чувствовал прерывистое дыхание.
Без рубашки все же было прохладно, Геракл передернул плечами, Каллисто приняла это на свой счет и резко отодвинулась.
– Ты врешь, – без особого убеждения сказала она. – Я не могла… убивать. Я не знаю, как…
Каллисто осеклась, вновь принимаясь разглядывать свои доспехи. Вытащила из-за голенища сапога кинжал, повертела его в руках, а затем отбросила вдруг, словно он оказался ядовитой змеей.
Геракл невесело хмыкнул.
– Все мы когда-то не знали, – тускло произнес он, глядя в сторону.
Он знал, что никогда не забудет свое первое убийство. Случайное, нелепое, до невозможности неправильное. Но разве смерти не все равно? Разве не забирает она и правых, и виноватых, и случайно убитых? И не каждую душу можно отмолить, откупить, похитить, иначе Тартар вместе с Елисейскими полями пустовали бы все время.
Кинжал по-прежнему лежал между ним и Каллисто, словно отмерял границу, за которую не следовало переступать. Геракл скользнул взглядом по извилистому узору, прикинул, каково это – держать оружие в руке. И сказал неохотно:
– Ты не помнишь Сирру?
– Я помню Сирру, конечно, – тут же оживилась Каллисто, явно радуясь смене темы. – Это же моя деревня, как я могу ее забыть?
– И ты помнишь, что стало с ней? – продолжил спрашивать Геракл. Он не знал, к чему надеется подвести Каллисто, но понять, что с ней такое творится, все же следовало. И чем скорее, тем лучше.
Каллисто нахмурилась, едва качая головой.
– А что с ней стало? – насторожилась она. – С ней все в порядке.
Геракл грустно усмехнулся. Каллисто следила за ним какое-то время, затем спросила вдруг:
– А как зовут тебя? Мое имя ты знаешь, как я вижу.
Полубог застыл, уже больше по привычке отметив, что Каллисто отлично продумала всю свою игру. Даже это не забыла.
– Геракл, – не стал тянуть мужчина. – И ты это помнишь.
Глаза его на мгновение стали злыми: все это слишком затянулось.
Каллисто вспыхнула, приоткрыв рот в изумлении.
– Сам Геракл?! – в голосе ее было столько неподдельного восторга, столько радости, что в первый момент Геракл поверил ей. А затем подкравшаяся злость испоганила кровь, исчертила кожу, пробралась в сердце и заставила схватить Каллисто за плечи, взвиться вверх вместе с ней и как следует встряхнуть.
