Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы - страница 60

Шрифт
Интервал

стр.

Знали бы они, какую страшную судьбу готовят себе и близким своим "ребячьим враньем"…

Этот уголовный пролог великих событий важен нам как контраст к деянию князя Дмитрия Михайловича, как столкновение двух подходов к политике — клановокорыстного и подлинно государственного.

"СЕБЕ ПОЛЕГЧИТЬ…"

Как только в первом часу ночи на 19 января император испустил дух, в соседнем покое того же Лефортовского дворца, в котором он умирал, началось совещание членов Верховного тайного совета. Трон не должен был пустовать.

В Верховном тайном совете тогда состояло пять персон: канцлер граф Гаврила Головкин, вице-канцлер барон Остерман, князь Алексей Григорьевич Долгорукий, князь Василий Лукич Долгорукий и князь Дмитрий Михайлович Голицын.

Особенность ситуации заключалась, помимо всего прочего, в том, что в Москву на предстоящую свадьбу императора съехалось множество генералов, крупных и средних чиновников, офицеров и провинциальных дворян. К моменту смерти Петра II дворец полон был лиц разных рангов, равно как и духовенства. И членам Совета необходимо было прежде всего решить, как избирать новую царствующую особу: одним ли Верховным тайным советом или же вместе с генералитетом, военным и статским, сенаторами и высшими церковными иерархами. Во втором случае можно было бы говорить о подобии если не собора, то сословного совещания. Такая форма существовала в государственной практике Московской Руси. И в этих случаях правительство имело право приглашать участников по списку, а не объявлять выборы.

У министров Верховного совета была, таким образом, возможность собрать незамедлительно такое сословное совещание. Верховникам — и в первую голову князю Дмитрию Михайловичу — оставалось решить, насколько это целесообразно.

Беда была в том, что строго законного выхода из династического кризиса не существовало вообще. То был аналог юридического тупика 1825 года, когда оба кандидата на престол после смерти Александра I имели равные права и в то же время по букве закона этих прав не имел ни один из них.

В 1730 году претендентов было куда больше, а петровский закон о престолонаследии оказался бесполезен, ибо по нему наследника мог назначить только предшествующий государь. Петр II этого не сделал. И верховникам нужно было выбирать путь, наиболее похожий на законный.

В черновом тексте "Курса русской истории" Ключевский четко объяснил возникшие затруднения:


По завещанию Екатерины I в случае смерти Петра II без потомства и без назначения наследника престол переходил к старшей дочери Петра I Анне с ее нисходящими "десцендентами", а в подобном же случае с нею ко второй дочери — Елизавете с ее нисходящими; в завещании было говорено, что Верховный совет при своих самодержавных полномочиях не имеет права изменять этот порядок престолонаследия. Но этот "тестамент" был отступлением от закона 5 февраля 1722 года, который не предусматривал никакого, как бы сказать, политического субститута, указывал ближайшего наследника, не предустанавливая дальнейших. Притом завещание Екатерины допускало клятвопреступление: цесаревна Анна вместе с женихом своим в брачном договоре клятвенно отказалась за себя и за свое потомство от русского престола[70].


На строгий взгляд, это был именно юридический тупик. Тупик, предопределенный законом Петра I.

В 1725 году, поскольку умирающий первый император не успел назвать наследника, ситуация была точно такая же. Тогда формально выбор сделан был Сенатом, хотя фактически Екатерину посадила на трон гвардия. Сенат только оформил свершившееся.

В 1730 году единственной законной властью был Верховный совет, но и он правом выбирать или назначать царя не обладал. На практике же было два выхода — оба незаконных: либо предоставить выбор Верховному тайному совету, либо избирать государя общим собранием генералитета, сенаторов и персон первых рангов. Во втором случае никто бы не смел упрекнуть Верховный совет в узурпации ему не принадлежащих прав, но зато процедура выбора могла затянуться надолго и привести к междоусобице. Десятки военных и статских персон, раздираемые групповой и личной враждой, не обладающие достаточным представлением о государственной пользе, при отсутствии объединяющей законодательной основы, могли превратить выборы в пролог гражданской войны. Так, скорее всего, рассуждали члены Совета.


стр.

Похожие книги