Четко был расписан механизм принятия решений — каждый пункт конституции, принятый комиссией после работы с экспертами, заново рассматривался ею совместно с Сенатом, а после того как комиссия и Сенат найдут взаимоприемлемый вариант, все рассматривалось комиссией, Сенатом и Верховным советом.
Таким образом, в создании конституции принимали участие все слои, "общенародие" — через своих выборных и экспертов, Сенат и Совет. Предполагалось полное согласование на основе приемлемого для всех слоев компромисса. Такая процедура делала окончательный вариант конституции полностью законным с любой точки зрения.
Этот окончательный вариант поступал на утверждение императрицы, что было бы актом формальным, — она не могла, связанная кондициями, противиться всеобщему решению.
То, что в качестве полноправного участника обсуждений в "Способах" наличествует Верховный тайный совет, свидетельствует о готовности группы Татищева к сотрудничеству.
Реализация "Способов" могла спасти положение, предотвратить дальнейшее ожесточение, чреватое кровью, упорядочить конституционный хаос и привести Россию к новому государственному бытию.
Милюков пишет: "Таков, конечно, и должен был быть законный и логический путь к осуществлению предложенной реформы. Но было бесполезно предлагать этот путь при тех обстоятельствах, при которых совершались события 1730 года. При наличных условиях речь могла идти в сущности не о легализации и упорядочении формы обсуждения, а о скорейшем закреплении его результатов"[98].
Дело не только в самом характере событий, но, скорее, в запаздывании точных решений. Если бы у верховников и их конституционных оппонентов был еще хоть десяток дней для дальнейшего сближения позиций, "Способы" могли стать основой их союза. Дней этих не было. Анна была уже под самой Москвой. И даже ес ли бы Верховный совет полностью принял "Способы" как руководство к действию, времени для их реализации не оставалось. Как совершенно точно пишет Милюков, подходивший к проблеме с точки зрения практической политики, князь Дмитрий Михайлович мог рассчитывать лишь на "закрепление результатов", уже достигнутых. Единственным результатом пока что были подписанные Анной кондиции.
Но и этот результат был проблематичен: если бы Анна захотела всенародно раскрыть известный ей обман, верховникам оставалось бы только применение силы против взбунтовавшейся императрицы. Применять силу против той, кого они сами возвели только что на престол и чья кандидатура была поддержана всеми группировками, было чистым безумием и самоубийством.
Ситуация, в основе коей лежала неосторожная ложь во благо, зашла в тупик именно по этой причине.
И князя Дмитрия Михайловича, и Татищева с их идеями мог спасти только немедленный союз. Но это не мог быть союз двух сильных политиков. Голицыну нужна была поддержка той многочисленной и разнородной группировки, которая ставила свои подписи на татищевских проектах. Для того чтобы привести этих людей к сознанию необходимости союза, требовались умные маневры. На них не было времени. Не говоря уж о том, что многое из этих людей уже не склонны были идти на компромисс с Голицыным. С каждым днем все более обнаруживалась слабость позиции Верховного совета.
В том патовом состоянии, в котором находились все конституционные группировки, включая Совет, необходим был арбитр. Таким арбитром могла стать только императрица. И в этом случае ничего хорошего от нее князь Дмитрий Михайлович не ждал. И потому предпринял еще один отчаянный шаг. В канун прибытия Анны — очевидно, 8–9 февраля — им была составлена новая присяга. 7 февраля князь Дмитрий Михайлович должен был вынести на обсуждение и утверждение Совета окончательный вариант своего конституционного проекта. Этого, однако, не произошло. Помешал этому поданный утром 7-го же числа второй проект Татищева с семью сотнями подписей. Голицын понял, что, не договорившись о сближении позиций с таким множеством шляхетства и генералитетских персон, утверждать и оглашать собственный проект — бесполезно. Это приведет только к тяжкому конфликту, поскольку будет воспринято как пренебрежение к мнению "общенародна".
