— Упустил работу с молодежью.
— Как это упустил? Не понимаю.
— А что понимать-то. Вспомни, как год назад в селе весело было.
— Я вам не клоун, чтобы веселить да скликать на гулянки.
— Никто и не говорит, чтоб скликать на гулянки.
Ваня вздохнул.
— Откровенно говоря, Катя, я и сам чувствую, что у меня с комсомольской работой нелады. Но мне стыдно признаться в этом ребятам и попросить у них совета. Вот с яблонями могу, тут понятно и просто, а с людьми…
— А чего же ты молчал на собрании?
— Здравствуйте, я ваша тетя! Да ты сама орала как оглашенная, мол, и отличный садовод, и активист, и тому подобное, ему и карты, мол, в руки. Другим организаторская работа легко дается, а мне, поверишь, не к рукам куделя.
— Работе надо учиться.
— Нет у меня дара.
— А может, и есть!
— Слушай, Катя, не трави душу. Прокурор, что ли, ты мне? Чего выпытываешь?
Катя замолкла, потом, как бы спохватившись, спросила:
— Ваня, а что, если я завтра приду к тебе в сад с помощниками, найдется дело?
— Найдется, найдется, уходи только поскорей, — все больше и больше хмурясь, проговорил Ваня.
И вот он один. Тихо. Давит ночная тьма. Сад стоит в оцепенении, дремлет. Нет, не дремлет — умирает. Деревца так слабы. Чем помочь, как спасти их? Ваня бродит меж яблонями, опустив голову, потом вдруг круто поворачивается, идет домой. «Надо заглянуть в книгу, у Мичурина поискать».
Темны апрельские ночи. Ваня смотрит на окна фермы — там мигают огоньки. Трудно дояркам. — весенняя бескормица, измучились. На Ниле Данилыче лица нет, а тут еще сад. Как заикнулся вчера Ваня о своей беде — желваки на скулах Нила Данилыча сразу так и побледнели, а рука потянулась за пазуху, к сердцу… «Доведете вы меня, ребята, ох доведете…»
Ваня вздохнул и опять мысленно вернулся к яблоням.
Окулировка… Может, заново привить пораженные грызунами штамбы и вырастить вместо погибающих крон другие. Но ведь на это нужны годы и годы. Подобная мысль удручала Ваню. Да и поднимется ли у него рука спилить яблоневый сад? Нет, это безрассудно, никогда не бывать этому! Надо искать что-то другое. Да, другое!
Всю ночь Ваня листал книги по садоводству. Наконец, вот оно! Как раз то, что ему нужно. Видно, беда не одного его постигала. Случалось у садоводов такое и раньше, даже у самого Мичурина случалось. Пожалуйста, человек делится опытом: через участки съеденной коры перекинуть «мостки» и соединить ими верхнюю и нижнюю живую ткань.
Ваня быстро соскочил с кровати — и в сад. Нарезал из яблоневых веток черенков и по методу окулировки один конец черенка стал заделывать под нижний срез коры, другой — под верхний. Таких «мостиков» Ваня перекинул не менее четырех вокруг штамба каждой яблони. Оперированные места замотал рогожкой. Сок перестал литься на землю, стремительно побежал через «мостки» по стволу к кроне.
— Ура! — вырвалось у Вани хрипло и радостно. Будто в него самого влили живительную, бодрящую силу. — Ура, гей, гей!
Ваня стоял на прибрежном склоне среди яблонь, опершись на заступ. В эту минуту он и ростом казался выше, и светлей лицом. На крутой подбородок сбегали капли пота. Перед ним две возвращенные к жизни яблоньки. Он сам это сделал, сам! Он умеет, он может! Захотелось кого-то обнимать, тормошить, похлопывать по плечу. «Зачем нагрубил Кате? Ведь она права. Я просто был зол от горя, вот и все». Как хотелось ему хоть кого-нибудь теперь увидеть и поделиться своей удачей.
Хорошо, если б Нил Данилыч пришел, тогда — гора с плеч. Ваня пристально посмотрел в сторону Микулина — никого. Так бы и угасла его радость, не получив отклика, если бы через какую-нибудь минуту-другую от села не отделилась группка людей. Кто бы это? Доярки! Нет, кажись, идут не к ферме, сворачивают на полевую дорогу, вроде бы прямо сюда. Не успел Ваня справиться еще с одной яблоней, как на проселке ясно обозначилась группа ребят-старшеклассников во главе с Катей и учителем Иваном Павловичем.
Ну и ну, какая семейка валит! Держись только! Ваня хорошо знал, как трудно сейчас с рабочими руками в колхозе, и потому от души порадовался.
«Да разве бы мне одному справиться в срок? Началось сокодвижение. Упусти день — и сад погибнет!»
