«Можно, — отвечала она ему. — Все это — жизнь. А тебе уже тридцать лет, и сердце у тебя доброе, но не думай, что ты лишен тщеславия. Я не говорю, что ты способен причинять людям зло, но иногда ты бываешь эгоистом и ведешь себя очень легкомысленно».
Несколько недель спустя, в день всех святых, Эрсилия написала:
«Я знаю, ты вытаращишь глаза от удивления, но выслушай меня внимательно. Сегодня утром, когда я купала Либеро, позвонил почтальон. Он принес письмо, оно было местное, но без обратного адреса. Твое имя, улица и номер дома указаны точно. Почерк наклонный; видно, что писал грамотный человек. Сперва я подумала, что это она, «несносная», хочет причинить мне неприятность. Но потом вспомнила, как эта милая особа по праздникам посылала нам с этажа на этаж поздравительные открытки. Почерк у нее похуже моего, так что это писала не она. Но я не хочу заставлять тебя гадать дольше, чем раздумывала я, пока вертела этот конверт в руках. В конце концов я вскрыла его и нашла в нем сто лир. Сотенную бумажку и ни единой строчки! Неужели кто-то захотел над нами подшутить? Неужели есть на свете такие подлые люди? Я тут же побежала к булочнику, зная, что он не донесет на меня, если даже деньги окажутся фальшивыми. Но они были настоящими, Метелло, целых сто лир! Я заплатила долг булочнику, а что делать с остальными деньгами? Мы никогда не совершили ничего такого, что заслужило бы подобную признательность, и потом, к чему столько таинственности? Может быть, существуют маги или волшебницы? Объясни мне, ведь письмо было адресовано тебе».
«Не знаю, что это значит, Эрсилия, я тоже ничего не могу понять. Как видно, на этом свете больше добрых людей, чем мы думали. Не ломай себе голову, считай эти сто лир подарком волшебницы, добрых гномов или бабушки Бефаны, заглянувшей к нам раньше времени».
«Я решила считать, что эти деньги получены нами взаймы, — отвечала Эрсилия, — от кого бы они ни были. Пока что, я заплатила самые неотложные долги, в том числе сапожнику, проценты ростовщице, дала немного Анните, и у меня осталось еще двадцать лир. Завтра Аделаида заплатит мне за неделю. Мы богаты, Метелло! Когда ты вернешься, сможешь сделать себе пальто. Спасибо этому магу. Или волшебнице!»
А в ноябре, когда начали запотевать оконные стекла и по вечерам с холмов спускался туман, Эрсилия, придя на свиданье с Метелло, уже не могла больше скрыть от него, что ждет ребенка.
— Говорила я тебе, что мы запомним эту забастовку! Пошел уже шестой месяц. Я скрывала это, чтобы ты не волновался. Я легко переношу беременность и, уверяю тебя, стучать колотушкой мне совсем не трудно. У меня даже ни разу не отекали ноги.
Не зная, как выразить свои чувства, он взял ее за руки и поцеловал в щеку.
«Как мы его назовем? — писал он ей позже. — В честь Бетто или в честь твоего отца? Почему мы не подумали об этом, когда выбирали имя для Либеро?»
«А мы и не выбирали, потому что сразу же договорились. Имя Либеро казалось нам программой[73], ты забыл об этом? Теперь нашего второго ребенка назовем Куинто или Бетто, как хочешь. Может быть, даже лучше назвать его Бетто. Ну а если будет девочка?»
«Девочку, если тебе не будет неприятно, лучше всего было бы назвать Виолой».
«А знаешь, я прислушивалась к себе, и по всем признакам как раз должна родиться девочка. Почему же мне должно быть неприятно назвать ее Виолой? Ведь, кажется, так звали учительницу, которую ты знал много лет назад, еще до ухода в армию?»
«Да, но не говори об этом с насмешкой. Я с тех пор ее больше не видел, а сейчас ей уже за пятьдесят. Подумав, я понял, что и люди бывают добрыми магами и волшебниками. Это она прислала нам деньги. Но искать ее, чтобы отблагодарить, тогда как она пожелала остаться в прошлом, мне кажется, не следует».
«Не думаешь ли ты, что с твоей стороны это несколько необычное выражение благодарности? Но мы еще вернемся к этому, если у нас действительно будет девочка».
Она написала ему о том, что ее брат приехал в отпуск и по этому случаю у матери в Сан-Фредиано был устроен обед, что Либеро все больше привязывается к маленькой Иоле, чудесной белокурой девочке, которая уже ходит в школу.
