— Незабываемая минута! — рассказывал вечером на семейном совете сам потерпевший профессор Астров. — «Нам велели положить правую руку на плечо своего ближнего, в левой же — держать номерок наготове. В последний момент милиционеры повернулись к нам спиной и, взявшись за руки, решительно, но еще вполне корректно, нажали своими серыми мягкими крупами. Образовавшееся пространство позволило изнутри скинуть запор и распахнуть двери, вслед за этим десять первых счастливцев мелкой рысцой, наступая друг другу на пятки, вбежало в магазин.
До сих пор все шло отлично, в самой же, так сказать, рознично-торговой точке начались чудеса. Прежде всего меня поразило, что у прилавков уже теснился какой-то народ, неизвестно откуда взявшийся. Люба, за которой я неустанно следовал, на пороге, обозревая позицию, задержалась. Потом стремительно, мне показалось — прыжками, пересекла помещение, заскочила за прилавок и сорвала с вешалки единственное еще сохранившееся пальто. Свою добычу она бросила на скамью и на нее с решительным видом села, готовая кричать, кусаться и в крайности даже — применить огнестрельное оружие. Ее немедленно обступили менее ловкие покупатели, зловещий блеск глаз и ядовитые реплики которых не предвещали ничего доброго. Когда я подошел, могучий, кавказского типа господин (оказавшийся впоследствии продавцом Алексей Петровичем) успел также пробиться к Любе, и вежливо ее убеждал:
— Посколько, мадам, вы уже выбрали себе товар, передайте мне его на сохранение. Сами же идите в кассу платить. Я сейчас вам выпишу чек, какой ваш номерок?
— Седьмой, — тяжело дыша отвечала девушка. — Так смотрите, Алексей Петрович, чтобы, сволоты, не выхватили!
— У меня не выхватят! — молодецки повел плечами продавец. — Раздеться, чтобы достать деньги, можете, мадам, в дамской примерочной.
Круг обиженных по звериному щелкал зубами, слышалось шипение:
— У меня девятый…
— Что это, у меня третий!
— Ваши, тетеньки, сегодня не играют!
— Будь вы все трижды прокляты!
Тут я решил, что пришло время обратить на себя внимание, — продолжал профессор Астров свой рассказ. — Алексей Петрович, нельзя ли и мне пальтишко, — подобострастно улыбаясь, попросил я.
— Ваш номерок, гражданин! —остро обратился ко мне продавец.
— Тоже седьмой, мы вместе с ней, — виновато прошептал я.
— Тю! Вот еще привязался! — злым хорьком глянула на меня Люба. — Самозванец! У него номера вовсе нет!
Внутри меня что-то оборвалось, я поник головой.
— Какой-то психованный, — тем временем безжалостно добивала меня Люба. — Красным шарфом повязался!
— Будьте добры оставить торговую залу, — грозно шагнул на меня молодой вершитель и тут же громко, для всеобщего сведения, объявил:
— Граждане, не толпитесь, польта все!
Наступило молчание. Первая взяла слово Наташа.
— Ну и шляпа ты у меня, Аркаша, — довольно мягко, очевидно жалея побитого мужа, сказала она.
Тоня с ней не согласилась:
— Мужчина, как мужчина, — решила она.
— Это не по арифметике подсчитывать, — презрительно проговорила Арина Васильевна. — Соображать нужно!
— Эх, видно мне надо за дело браться, — вздохнула Тоня. — Сними, Наташа, завтра с него мерку. Ты, дядя, нам больше не нужен.
Когда профессор ушел в кухню и засел за интегрирование, у дам началось в спальне важное совещание.
IV
Прошло несколько дней и вот однажды вечером Тоня привезла на обкомовской машине продавца Алексея Петровича, и для дяди Аркадия новое, чудесное пальто с меховым воротником из морской собаки.
Алексея Петровича дамы поили чаем со свежими, еще горячими, ватрушками.
— Я все могу! — между прочим признался герой дня.
— Уж будто все? — усумнилась Тоня, кокетливо на него посмотрев.
— Для вас, Таисия Николаевна, я все могу. Приказывайте!
— Гм, заглотните-ка одним махом все эти ватрушки, — сказала Тоня, но заметив испуганный взгляд хозяйки, поспешила изменить характер испытания:
— Или еще лучше: заплачьте сейчас для меня!
Все ахнули, ужаснувшись такой жестокости, на мгновение оторопел и продавец:
— Заплакать, — переспросил он. Потом, о чудо! , лицо его вытянулось, приняло свирепое выражение, прекрасные, бараньи глаза затуманились и по синей щеке побежала слеза.
