— Опять двадцать пять! — искренне огорчился Виталий. — Да что вы все ко мне прицепились!
Одним махом он вспрыгнул на перила, выпрямился, поставил на голову графин и, балансируя руками, пошел по балюстраде. В конце веранды круто развернулся, едва не потерял равновесия, но благополучно вернулся обратно и спрыгнул на пол:
— Вуаля! Ну, а теперь скажите — пьян я или не пьян?
— Конечно, пьян, — сказал Константин Григорьевич. — Трезвые по полу ходят, а не по перилам.
Виталий демонстративно опустил на подоконник графин с вином и пошел в комнату. В окно било видно, как он подошел к Анике и тоже стал танцевать, подражая ей.
— Искусство пить не всем дано, замена счастию оно, — резюмировал Тома-младший. — Впрочем, пора разбегаться.
На веранде остались Константин Григорьевич и Петр. Помолчали, гляди на танцевавших.
— Ну что, отец, — сказал Петр, — доволен?
По-моему, все было нормально. Конечно, дед тоже мог бы прийти…
Танец оборвался. Аника ушла к себе в комнату, выключив свет в гостиной. Теперь только лупа освещала веранду.
— Конечно, дед у нас с норовом, — тихо говорил Петр. — Но надо отдать ему должное — себя он тоже не щадит. Ты хоть раз слышал, чтобы он хвалил свое вино? А ведь лучшего винодела, чем он, — я имею в виду не образование, а природный талант, — наверно, и не сыскать.
— По-моему, у него другой талант — людей мучить. Ладно, хватит о нем. Ты лучше скажи, товарищ директор, как действовать будешь? По принципу эстафетной палочки или… новой метлы?
— Ты, отец, берешь крайности, а я бы так сформулировал: отныне мы будем работать несколько по-иному. Я принимаю от тебя эстафету, но вместо палочки ты протягиваешь мне новую метлу…
Отец хмыкнул:
— Запомни, сынок, метла больше подходит для ведьмы, чем для директора.
Еще не высохла утренняя роса, еще солнце только карабкалось на вершину холма, чтобы, передохнув немного, продолжить восхождение к зениту, а Константин Григорьевич уже шагал по поселку, неся на плече набор удилищ в новеньком брезентовом чехле.
Он шел по центральной улице мимо таких же, как у него, красивых особнячков, мимо закрытых магазинов с украшенными витринами, мимо Дворца культуры.
Ноги машинально понесли его к видневшемуся вдали комплексу винзавода, но через несколько шагов он опомнился и повернул в другую сторону, к озеру. И настроение у него сразу испортилось.
Выбрав себе место на берегу в зарослях осоки, Константин Григорьевич не без труда собрал бамбуковое удилище. Беззвучно чертыхался, пока насаживал на крючок извивавшегося червяка. Взмахнул удилищем и — крючок зацепился за кустарник. Он снова зло зашевелил губами, путаясь в леске и наживляя другого червяка. Наконец ему удалось забросить удочку. Он присел на корягу, достал из кармана пиджака подаренный Джику блокнот, щелкнул авторучкой и задумался…
В сопровождении главного механика новый директор осматривал ремонтные мастерские.
— Плохо используется техника, товарищ Сырбу, — говорил Петр, — очень плохо. Так дело не пойдет.
— Станочное оборудование у нас ни в дугу, — оправдывался Сырбу. — Константин Григорьевич еще когда обещал достать новое. Будут станки, будет и техника в надлежащем виде.
— Эти станки положенного еще не отслужили, поэтому новых не будет, товарищ Сырбу. Мы переходим на строгий режим экономии, и спрос теперь будет другой — не в общем, а за каждую гайку, за каждый киловатт.
Широко улыбаясь, к ним подошел Виталий, протянул руку.
— Здорово, Петр! Принимаешь эстафету поколений? Ну-ну.
Петр пожал руку и, не отпуская, внимательно посмотрел на него.
— Почему пришел на работу пьяный?
— Да ты что? Какой же я пьяный? — Виталий попытался высвободить руку, но зять держал ее крепко. — Хочешь, по проволоке пройду?
— Агафью жалко, вдовой останется. — Петр выпустил его взмокшую ладонь и обратился к Сырбу: — На сегодня отстранить его от работы. Считать как прогул. Если повторится, немедленно докладывайте. Я сам им займусь.
И Петр покинул мастерские.
Поплавок лежал плашмя на воде.
— Константин Григорьевич!
Он вздрогнул, оглянулся. Размахивая худыми руками, к нему подходил долговязый мужчина в линялом берете.
