– Х… попал! – сообщил из-под стола взломщик, глядя на Атасова через прорезь в прицеле. Голос был визгливым, как стертые до металла тормозные колодки. Взломщик лежал навзничь, выставив перед собой руки с револьвером.
– Упс, – почти беззвучно прошептал Атасов.
Получи, б-дь, козел! – крикнул взломщик, и его указательный палец придушил спусковой крючок револьвера. Люди, побывавшие в смертельно опасных переплетах, знают, что такое феномен компрессии времени. Не в теории, естественно, на практике. Теоретически этого не знает никто. Возможно, явление объясняется малоизученными особенностями устройства человеческой психики, которые проявляются в стрессовых ситуациях, хотя сторонники теории червячных дыр в пространстве[98] придерживаются иного мнения, утверждая, что минуты порой действительно становятся резиновыми, если вы готовы очутиться в какой-то иной, параллельной реальности. В мире мертвых, например, куда для вас, простите, уже приоткрылась дверь, причем сделали это – НЕ ВЫ. Так это или нет, но Атасов, окаменевший на столе, будто стриптизерша из притона после прихода полиции нравов, которой не заплатили откупные, стал свидетелем медленного движения ударника, занимающего исходную позицию перед выстрелом под воздействием нажатого курка. Одновременно, точно также неторопливо, как в кошмарном сне, провернулся барабан, пока револьверный патрон в гнезде не занял исходное положение для полета, задницей к бойку, носом – к стволу и, соответственно, Атасову. Эта маленькая рокировка, быть может, длившаяся от силы мгновение, показалась Атасову Вечностью, той самой, в которую он рисковал отправиться в любую секунду. Потом ударник двинулся в обратном направлении, к казенной части, и поразил капсуль патрона. Атасов решил, что вот-вот увидит пулю, которая так же не спеша, покинет ствол «нагана» и, лениво вращаясь, полетит ему прямо в лоб, чтобы разнести голову на куски. Однако, выстрела не последовало. Вместо него раздался металлический щелчок, с каким один кусок высококачественного металла дал другому тумака.
– Осечка, б-дь! – с досадой в голосе выкрикнул взломщик. Все встало на вои места, время отправилось по расписанию, как поезд метро, придержанный в тоннеле диспетчером, и Атасов, которому сверху было лучше видно, разглядел, что барабан нагана пуст, как кошелек пенсионера в Украине. Точнее, из него вылетели все пули, оставив в отверстиях стреляные гильзы. Чтобы возобновить стрельбу, их еще следовало выколупать при помощи шомпола, это ахиллесова пята «наганов», омрачающая их высокую надежность.
– Патроны кончились, придурок, – поправил Атасов, собираясь отправить в лучший мир его обладателя. – Надо было считать.
– Погоди, б-дь! – крикнул распростертый на полу взломщик. – Погоди, б-дь, слышишь?!
– Не вижу причин ждать, – холодно ответил Атасов.
– Погоди! Ты, б-дь, кто вообще такой?!
– Дед Пихто, – сказал Атасов, – друг семьи, типа. – И, добавил автоматически: – А ты, б-дь, кто?
– Колян… – бандит выдохнул воздух, который, очевидно, задержался в легких. – Ты что тут делаешь?
– В гости зашел. А ты?
– И я – в гости. Слушай, может, разбежимся?
– Обязательно разбежимся, – пообещал Атасов. – Не скажу, Колян, что было приятно познакомиться… в общем, бывай, типа. – С этими словами он нажал на курок. «Стечкин» выплюнул пулю, и она поразила паркет в миллиметре от уха Коляна. Затвор клацнул и отскочил назад до упора, оголив дымящийся ствол. Патроны в обойме закончились.
– Я промазал! – потрясенно сказал Атасов.
– Ах ты гондон! – сказал Колян, судорожно глотая воздух.
– Что есть, то есть, типа, – согласился Атасов, и прыгнул вниз, рассчитывая приземлиться ногами на голову собеседнику. Такие приемчики показывал в свое время киногерой начала семидесятых Брюс Ли. Правда, Брюсу они удавались лучше, поскольку он гораздо больше времени уделял тренировкам. Пока Атасов солдатиком летел к земле, Колян в очередной раз продемонстрировал быстроту реакции, откатившись в сторону. Не успел Атасов приземлиться на пол, при этом дрогнули стены, а у соседей этажом ниже, возможно посыпалась штукатурка с потолка, как получил удар подъемом ноги по щиколотке и, скрипя зубами от боли, рухнул на четвереньки.
