– Опупел, б-дь?! – крикнул тот, что сохранил глаз. – Всех соседей на уши подымешь! Вызовет какой-нибудь гондон милицию…
– Слушай, не гони, – оправдывался рожденный в трамвае. – Если наш клиент, каратюга хренов, соседей своими макиварами не достал конкретно, то… б-дь, кажется батарейка села.
– Кажется, б-дь?
– Ну, села…
– Запасная, б-дь, есть?
– Ни х… нет.
– Тогда зажги, б-дь, свет.
– А соседи?
– По бую. Что ты, б-дь, предлагаешь? На ощупь, е… твою мать, эту фуфловую кассету искать.
– Может, все заберем?
– Пупок, б-дь, не развяжется? И потом, на х… тебе все, если Сурков четко и ясно сказал – взять, б-дь, одну, желтого цвета.
– Где тут свет включается?
– Х… его знает, где.
Батарейка окончательно издохла. Теперь бандиты орудовали в кромешной тьме. Они не отличались кошачьим зрением. Снова что-то упало. Атасов решил, что один из тренажеров. Послышался сдавленный стон.
– Колено…
– Да тише ты, б-дь, говорю! Козел безрогий! Калека.
Через мгновение вспыхнул свет, обыск продолжился с удвоенной энергией.
– Ни х-я нет!
– Угу, тут желтой кассеты нет. Давай в другую комнату.
Бандиты двинулись к кабинету. Атасов, за шкафом, затаил дыхание, сказав себе «НАЧАЛОСЬ».
* * *
– Блядь! – завопили они практически хором с порога. Вид мертвого хозяина, сгорбившегося за столом, произвел на них еще большее впечатление, чем на Атасова. Возможно оттого, что Атасов был один, и ему не для кого было орать, если не считать самого себя, а это совсем не так интересно.
– Он же застрелился, твою мать! Снес, б-дь, себе балду, на х…!
– А ты думал, он кимарит, да?!
– Ну и сука твой Сурков! Подставил по полной программе, гондон! Сказал, б-дь, хату обшманать, а тут жмур с дыркой в скворечнике. Парься теперь со жмуром!
– Сваливать надо, – предложил родившийся в трамвае. Пока на жопу приключения не заработали.
Атасов мысленно горячо поддержал это дельное со всех сторон предложение. У обоих взломщиков были пистолеты, устраивать пальбу не хотелось. Это так, мягко говоря.
Но, вместо того, чтобы рвануть наутек, незнакомцы вспомнили о долге перед Сурковым, который, по мысли Атасова, не стоил того чтобы умирать в этой квартире.
– Как не крути, Колян, а Сурков яйца оторвет, если мы без кассеты вернемся. Давай, вруби свет.
«Плохая мысль», – подумал Атасов, выставляя из-за шкафа вооруженную пистолетом Стечкина руку. Клацнул выключатель. Комнату залил яркий свет, Правилов не поскупился на люстру, и она вспыхнула маленьким искусственным солнцем из четырех стоваттных лампочек. Практически одновременно прогремел выстрел. Пуля ударила родившегося в трамвае незнакомца чуть выше солнечного сплетения, и он, охнув, вывалился из комнаты через дверь. Второй взломщик, проявив необыкновенную прыть, прыгнул под прикрытие стола, в полете ухитрившись дважды выстрелить в Атасова. Пули прошли так близко, что Атасов на мгновение замешкался, сообразив, что только по прихоти Провидения избежал смерти. Одна из пуль прошила окно и улетела в темнеющее небо. Рама треснула, часть осколков со звоном посыпалась наружу, во двор. Ствол «Стечкина» дернулся за взломщиком. Атасов раз за разом спускал курок, пули кромсали массивные ореховые ножки, уродовали толстую столешницу. Несколько угодило в стену, выкрашенную водоэмульсионной краской цвета беж. Одна поразила фотографию в рамке на стене, на которой Правилов в военной форме стоял с девчонкой лет десяти у какого-то воинского обелиска. В следующую секунду противник, в которого Атасов так и не попал, открыл ответный огонь из-под стола, метя по ногам. Оттолкнувшись от дубового табурета, Атасов высоко подпрыгнул, как крестьянская девушка в ночь на Ивана Купала, очутившись сначала в кресле, а затем на столе. «Чистое кенгуру, типа», – мелькнуло у него при этом. Едва его полиуретановые подошвы коснулись крепкой столешницы, Атасов трижды выстрелил прямо себе под ноги, рискуя раздробить собственные пальцы, а затем качнулся вперед, держа пистолет обеими руками, и рассчитывая увидеть распростертое на полу агонизирующее тело, из которого струйками брызжет кровь.
Вместо этой жестокой, но желанной картины он заглянул в вороненое дуло револьвера, в котором немедленно опознал «наган», табельное оружие офицерского корпуса российской императорской армии, за сотню лет пребывания в эксплуатации не утратившее способности убивать. Атасов замер, как солдат, наступивший на противопехотную мину, глядя в дуло «нагана», где было темно, как в погребе.
