Набрав в легкие побольше воздуху, как профессиональный ныряльщик за жемчугом, Атасов правой достал АПС,[97] а левой тихонько толкнул дверь. Она легко подалась, он переступил порог и очутился в квартире.
Прихожая встретила Атасова спертым воздухом, характерным для помещения, не проветренного после хорошего перекура, случившегося, скорее всего накануне. Этот запах вызывает дрожь даже у заядлых курильщиков. А может, в первую очередь, у них. В коридоре стояли сумерки. Вообще, насколько мог судить Атасов, нигде по квартире не горел свет. Тишина довершала картину: «Хозяев нет, или хозяева крепко спят».
«Или, типа, убиты», – добавил от себя Атасов и на цыпочках двинулся на кухню. По пути он изо всех сил напрягал слух, но не улавливал ничего, кроме несмелого жужжания электросчетчика, этого сверчка современных квартир, тиканья часов из гостиной, показавшегося Атасову отвратительно громким, и хрипов из собственных легких, доведенных сигаретами до ручки.
Кухня освещалась скупыми лучами заходящего солнца. Окно выходило во двор, и деревья подступали к нему вплотную. Они пока еще стояли голыми, но усеянные готовыми распуститься почками ветви позволяли надеяться, что это временно. Атасов подумал, что стоит отодвинуть шпингалет и протянуть руку, как коснешься их шершавой, смолянистой поверхности.
Пол в кухне был подметен, а кастрюли, поварешки и никелированные лопатки из набора выстроились, словно солдаты на плацу. Раковина отливала металлом, как надраенная солдатская пряжка, а у плиты был такой вид, словно ею вообще ни разу не пользовались, после того, как она приехала из супермаркета.
«Так оно, вероятно, и есть. Шефу не проблема перекусить в кабаке. Вон их сколько развелось в последнее время. На радость санэпидемстанции и пожарным».
О присутствии человека говорила разве что полупустая бутылка «Смирнова» на кухонном столе, в компании перевернутого кверху дном стакана. Этот стакан здорово не понравился Атасову. Лучшего обелиска одиночеству не придумать. Когда начинаешь чокаться с бутылкой, то уже стоишь на тех рельсах, которые ведут в Ад.
Покачав головой, Атасов направился в гостиную, превращенную Правиловым в спортзал. Тиканье старинных настенных часов стало совершенно невыносимым, а сами они вязались с тренажерами, как солдат из «Звездных Войн» Лукаса со ступеньками Парфенона или вычурными коридорами Лувра. Тренажеры казались в темноте нагромождением рухнувших строительных лесов. Атасов не сразу разглядел подвешенный у стены борцовский манекен, а когда заметил, его от неожиданности бросило в пот.
«Вот, типа, черт, – пробормотал он, утирая испарину левой рукой. В первую секунду он принял манекен за повешенного. – Фу ты черт».
Кожа на голове манекена лопнула, обнажив ватин. Вышло похоже на оскал.
– Ну, живи, типа, сто лет, Олег Петрович, – произнес Атасов, толкая дверь кабинета. И остолбенел с раззявленным ртом, потому что сразу увидел Правилова и сначала просто не понял, в чем дело, а потом не поверил своим глазам.
* * *
Олег Правилов сидел в углу, всем корпусом откинувшись в широком кресле. Со своей позиции у двери Атасов мог различить разве что один неверный силуэт, очерченный лучами ущербного заката. Сначала Атасову показалось, что плечи Правилова отливают золотом, и он принял это за причудливую игру тени и света. Когда же его глаза немного освоились с царящим в комнате полумраком, Атасов сообразил, в чем дело, и прикрыл ладонью рот.
«Черт меня побери. Это же погоны. Золотые погоны офицерской парадки. Он надел китель… он вообще вырядился в парадную форму, которую все эти годы хранил в шкафу, перед тем как…»
Седая голова Олега Петровича так безвольно свешивалась на грудь, что у Атасова не осталось сомнений. Правилов был мертв. Мертвее мертвого, потому что ушел из жизни сам, по своей воле. Убил себя дважды, сначала отказался от этой жизни, а затем уже привел приговор в исполнение.
– Ах ты, черт, – одними губами вымолвил Атасов, и ему захотелось убраться куда подальше, в максимально удаленную точку земного шара. Но, он не мог себе позволить такую роскошь. Вместо того чтобы бежать без оглядки, как того требовало все его естество, Атасов на цыпочках двинулся к столу. Свет он зажигать не спешил, как будто боясь потревожить мертвеца, и в то же время не в силах отвести от него взгляда. Правилов был настолько неподвижен, что походил на жутковатый экслибрис из мрачного комикса. Даже воздух показался Атасову застывшим, как кусок поляризовавшегося плексигласа.
