«Это не она», – сказал про себя Украинский.
– Что думаете по этому поводу, Сергей Михайлович?
– Думаю, запутанная история, – сказал Украинский.
– Не то слово, – Кошелев кивнул, сделав Компанейцу знак. Тот положил перед собой папку из кожзаменителя, с хрустом отстегнул кнопку. Вынул пакет, выложил перед полковником фотографии. Не поворачивая голову, Сергей Михайлович скосил глаза. Он не знал, где была установлена камера, но это, наверное, уже не имело значения. Он узнал себя, разговаривающего с Бонасюком, разговаривающего с Милой Сергеевной. Этого было достаточно.
– Все-таки, вы с нами не хотите сотрудничать, – покачал головой Кошелев. Украинский бы ее с удовольствием отвернул. – Ну, что же, придется, начать сначала. Но, уже поподробнее попрошу, Сергей Михайлович. Тем более, это ведь в ваших интересах.
«Да уж, именно, что в моих». – Украинский откинулся в кресле, решив, что домой он теперь, очевидно, попадет не скоро.
Глава 10
ВИДЕНИЯ ОЛЕГА ПРАВИЛОВА
Суббота, ближе к вечеру
Тяжелая стальная дверь захлопнулась у них за спиной, выпустив Атасова, Протасова и Армейца на свободу, свалившуюся на голову нежданно-негаданно. Как жертв кораблекрушения, которых проглотил злобный финвал, а потом, в силу каких-то неясных причин, отрыгнул. По-крайней мере, именно такая аналогия сложилась у Атасова, когда он очутился на крыльце. Атасов попытался припомнить, в каком детском мультфильме он некогда видел нечто подобное, однако Протасов помешал этой затее своими громогласными воплями:
– Я, блин, – Валерий поводил из стороны в сторону массивной стриженой головой, – в натуре, блин, думал, гнить нам на нарах, пока, е-мое, третья мировая война не начнется. – Это было совершенной правдой. После беседы с Украинским он уж было, совсем попрощался если не с жизнью, то с Белым светом, это уж точно.
– С-сплюнь, – посоветовал Армеец, радуясь ветерку, по-особенному свежему после спертой атмосферы камеры. Даже в городе он был напоен дыханием пробуждающейся после зимней спячки природы. Вопреки смертоносным выхлопам многотысячной оравы автомобилей и грязи, которая в каменных джунглях – неизбежный атрибут наступающей весны.
– Я сплюну, Эдик, ты, в натуре, не вынырнешь, – предупредил Протасов доброжелательно, щурясь на солнце, как и подобает узнику подземелья. Атасов закурив, глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри. Армеец покосился на него неодобрительно, но смолчал.
– Ох, бля, и хорошо на воле, – продолжал разглагольствовать Валерий, провожая взглядом проплывшую мимо девушку. Коротенькая светло-коричневая кожаная куртка и лосины, одетые под вызывающе короткую юбку, подчеркивали стройную фигурку. Протасов фыркнул, словно вынырнувший на поверхность кашалот. Девушка, оценив выходку по достоинству, решительно пересекла Дегтяревскую.
– От тебя, П-протасов, люди на у-улице ша-шарахаютя, – сказал Эдик осуждающе. Валерий, не сводя глаз с миниатюрной сумочки, при каждом шаге хлопавшей незнакомку по округлой ягодице, всосал воздух обратно:
– Ну, почему там не моя рука? – осведомился он мечтательно, как только грудь наполнилась, словно кузнечный мех.
– На-наверное, п-потому, что ты тупой и страшный? – предположил Эдик.
– Ты гонишь, – сказал Протасов, оборачиваясь к Атасову: – Слышь, Саня? Пока мы, можно сказать, зону хавали, женщины, понимаешь, на весенне-летнюю форму одежды перешли! Возбуждает, в натуре.
– Это точно, – согласился Атасов, швыряя окурок в большую тротуарную урну.
– Трехочковый, – сказал Протасов.
Ребята, шевелитесь, – сказал похожий на старого толстого гнома мужчина, который шагал впереди. Троица знала о нем лишь то, что его фамилия Бриллиант, и он то ли адвокат, то ли юрисконсульт из ближайшего окружения Артема Поришайло. Именно Бриллиант вытащил всю компанию из камеры, и пока Протасов болтал о женщинах, Атасов пытался сообразить: стоит ли радоваться такому чуду? Как там сказано в Библии? Бойтесь данайцев, дары приносящих, верно?[55]
Впрочем, если бы не Бриллиант, приятели бы еще долго топтались у крыльца, словно путешественники во времени из романа Стивена Кинга «Лангольеры».
