Китайца освободили в зале суда. Когда судья Дудин — молодой и крупный, пышущий здоровьем мужик, запинаясь и поминутно откашливаясь без нужды, начал читать приговор, я уже не сомневался, что услышу то, что ожидал.
«Учитывая, что в ходе судебного рассмотрения вина подсудимого Дагоева в участии в драке, повлекшей за собой смерть потерпевших Леонова и Кавтарадзе, подтверждения не нашла, — читал судья, — признать его виновным в совершении деяния, предусмотренного статьей двести восемнадцатой частью первой Уголовного кодекса, и назначить ему в качестве наказания один год лишения свободы условно».
Зал встретил приговор негромким удовлетворенным гулом. Кроме меня и двух-трех обычных случайных зрителей, здесь не было посторонних. Судья сложил листки в папку и промокнул платком крупные капли пота на лбу. Даже со своего места в самом конце зала я видел, как дрожали его руки. Мне бы очень хотелось, чтобы причиной этой дрожи хоть немного послужил элементарный стыд. Давать год условно главарю банды, задержанному с оружием почти в руках… Но вряд ли Дудин способен был стыдиться чего-либо. Думаю, он окончательно отвык от этого примерно семь месяцев назад.
Дагоев не спеша вышел из-за ограждения скамьи подсудимых, его тут же окружили сторонники. Китайцу жали руки и сдержанно, но с чувством похлопывали по плечам. Малоподвижное лицо Китайца оставалось бесстрастным, лишь самые уголки губ слегка растянулись в подобии улыбки.
Вскоре зал опустел. Лишь девушка-секретарша старательно дописывала что-то за своим столом, низко склонив коротко стриженную светлую головку. За окном, в небольшом дворике перед зданием суда, захлопали дверцы автомашин, негромко и мощно заурчали экономичные импортные моторы.
Я спустился по изрядно выщербленным ступеням центральной лестницы районного суда. Лестница в этом нищенски заброшенном здании выглядела до неприличия роскошно. Широкая, оснащенная тяжелыми литыми стойками перил — зачем она здесь такая? Раньше тут, кажется, был частный купеческий дом. Теперь же здесь судили невиновных и освобождали преступников.
Я успел увидеть, как последний из отъезжавших «БМВ» грузно и осторожно перевалился через бортовой камень и влился в уличный поток машин. Свои «жигули» я оставил в переулке неподалеку, с трудом втиснув их меж соседних машин. Впрочем, выезжать, как оказалось, тут было еще сложнее: по этому невзрачному и никому не нужному переулку машины шли бампер в бампер. Минут пять мне пришлось дожидаться, когда в этом потоке открылся наконец достаточный просвет.
День сегодня выдался теплый, и хотя небо затянула однообразная бело-серая пелена, проникавшие сквозь нее тепловые солнечные лучи ощутимо нагрели кабину. Я вынужден был впустить в жаркую кабину смрадный сквозняк задымленной выхлопами улицы, чтобы стало хоть чуть-чуть прохладнее. В предвыходной день город был особенно забит машинами; от светофора до светофора они тащились друг за другом, легко обгоняемые пешеходами, обижаясь друг на друга нервными пронзительными гудками. Меня не раздражала эта всеобщая медлительность. Дома я должен был оказаться не позже трех, в запасе у меня оставалось более часа.
Мне хватило и вполовину меньше. До того, как зазвонил телефон, я даже успел принять душ и выпить чашку свежезаваренного чая.
— Ну что, видел? — спросил насмешливый голос в трубке.
— Все было так, как ты говорил. Год условно.
— А ты другого ожидал? Не верил мне?
— Надеялся, что ты ошибаешься, — сдержанно сказал я. — Хотя надежда, признаюсь сразу, была слабая. Теперь надеюсь, что прокурор опротестует решение.
— Даже если так и случится, толку-то что? — сказал насмешливый голос. — У Китайца загранпаспорт в кармане. Его завтра здесь не будет, если он что почует.
— Завтра? — с сомнением переспросил я.
— А ты как думал! Может, на неделю позже. Бояться ему все равно пока нечего.
— Это он так считает, — сказал я и положил трубку.
На улице возле моего подъезда возился со своим стареньким «москвичом» сосед Андрей Иваныч.
