Не бык был вызван на арену,
А только “Час быка”.
Министр культуры и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Демичев, инженер по образованию и обещающий политик, поручил референту представить ему досье на писателя Ивана Ефремова, которого он намеревался пригласить для “отеческой беседы”.
Референт старательно выполнил поручение и подобострастно докладывал шефу:
— Профессор Иван Антонович Ефремов, 1907-го года рождения, награжден Сталинской премией, как ученый, создавший новую науку палеонтологов — тофономию о закономерностях залегании останков доисторических обитателей Земли.
— И что дает эта модная наука? Какую пользу?
— Он знал где искать доисторические кости, и возглавляя палеонтологическую экспедицию Академии Наук СССР, открыл в пустыне Гоби кладбище динозавров, живших свыше 70 миллиона лет назад.
— С кем он там встречался, за границей?
— Такими сведениями не располагаю, Петр Нилович.
— А надо располагать. Почему его после таких научных успехов потянуло на литературу? По чьему совету или поручению?
— Не могу знать. Видимо, больное сердце заставило его отказаться от таких экспедиций, и он посвятил себя научной фантастике, сразу встав в авангарде советских фантастов.
— Больное сердце! — усмехнулся Демичев. — У нас половина академиков старики с больным сердцем. Так что им всем бульварными романами заняться?
— Академик Обручев два романа написал.
— Так он о доисторических животных писал, а Ефремов о своих динозаврах только один рассказик написал, и то о тени их. А романы о чем?
— Есть о древнем Египте. Есть о будущем обществе. “Туманность Андромеды”, например, о коммунизме. Или “Лезвие бритвы” — занимательно, вроде о наших днях.
— А “Час быка”?
— Не читал, Петр Нилович.
— Надо прочесть. И мне передать с вашими замечаниями. Писателя будем к нам приглашать для беседы.
— На ковер, значит?
— На арену. И “шпагу” мне приготовьте. Бык, говорят, опасный, — с улыбкой закончил Демичев.
Но референт за шутку это не принял.
И Ефремов свое приглашение к министру культуры за шутку тоже не принял. Он догадывался, что предстоит серьезный бой за право фантаста рисовать будущее, как он его себе представляет.
— В отношении землян, как вы знаете, Александр Петрович, — говорил он Званцеву, советуясь по поводу предстоящей встречи, — я безукоризнен. Члены земного общества встречаются у меня с колонией землян, много веков живущих на другой планете в условиях тоталитарного режима.
— Вот тут то вам и придется ответить, какой современный режим вы имели в виду.
— Китай, великого кормчего Мао-Цзедуна.
— Вас могут обвинить, в том, что это может вызвать нежелательные ассоциации. — Защищайтесь, нападая. Потребуйте засекречивания стенограмм двадцатого съезда, вызывающих “нежелательные ассоциации”. Захватите с собой Великую Сталинскую конституцию. И заложите вкладкой гарантию свободы слова. Спросите министра к чему, по его мнению, призывает роман: к устоям свободного коммунистического общества или к угнетению людей силой? Что в нем выглядит уродством?
— Мне будет не хватать там вас, Александр Петрович. Мне легче было написать роман с этих позиций, чем доказывать, что я не верблюд.
— А вы скажите, что вы не верблюд, а бык, и не боитесь даже шпаги тореадора.
На этой шутке, не подозревая, что она уже прозвучала в кабинете министра, друзья-фантасты расстались.
Но около Ефремова вертелись другие “соратники”, явно радуясь, что флагман фантастики наступил на муравейник, вызвав там переполох.
Кабинет министра культуры СССР ничем не напоминал ни муравейник, ни арену для корриды, где сидели тысячи людей, жаждущих кровавого зрелища игры со смертью смельчака в ярком наряде.
Все тихо и спокойно было в приемной, где никто не ждал приема.
Иван Антонович, большей, могучий, вошел туда, ощущая неловкость от своей громоздкости.
Маленький, по сравнению с ним, референт поздоровался и суетливо нырнул в кабинет, пообещав, что доложит министру о приходе профессора.
Через минуту он открыл дверь и пригласил писателя войти, пропуская его мимо себя.
Демичев встал из-за стола и вышел Ефремову навстречу:
— Рад приветствовать в вашем лице, Иван Антонович, первого нашего фантаста и выдающегося ученого с мировым именем. Я с восхищением прочел ваш последний роман “Час быка” и хотел бы поделиться с вами своими впечатлениями. Прошу вас, садитесь на диван, а я сяду на стул перед вами.
