Мне выдали чужие рисунки, и леди Клара настояла, чтобы я нацарапала внизу свои инициалы и отдала вставить рисунки в раму. Их очень хвалили и нашли, что моя скромность очаровательна. Вышивка, которой занималась в классе гувернантка – это было еще одной ее неоплачиваемой обязанностью, – оставлялась на видном месте в гостиной, и леди Клара ласково журила меня при гостях, что я ее не убрала. Мои букеты составляла одна из горничных, которая когда-то была ученицей цветочника. Только на лошади я ездила и в карты играла сама, и то были навыки из моей прошлой жизни.
– Слишком хорошо для юной леди, – сказала леди Клара.
Она хотела, чтобы я ездила на тихой дамской лошадке, и предложила мне гнедую из своей конюшни. Но я осталась верна Морю и послала за ним в Сассекс. Конюшня располагалась на задах дома, в паре шагов от дома по мощенной брусчаткой улице. Иногда днем, когда леди Клара отдыхала, я надевала шляпку с вуалью, опускала вуаль и отлучалась проведать Море. Мне не разрешалось выходить без лакея, лошадь должны были подавать к дверям. Но я не доверяла лондонским конюхам, они едва ли стали бы должным образом чистить его сбрую. Я не знала, можно ли на них полагаться в отношении еды и воды. Сказать по правде, я просто неистово хотела быть рядом с ним, вдыхать его запах и прикасаться к его живому теплу.
Через пару дней леди Клара узнала, что я делаю. Она ничего не сказала. Думаю, острый здравый смысл подсказал ей, что без этого я обойтись не смогу. Если уж я должна была жить без земли, без странствий, без девушки, бывшей моим постоянным товарищем с того дня, как я появилась на свет, мне нужно было что-то, что позволило бы мне чувствовать, что я все-таки как-то касаюсь земли. Море, да еще иногда Перри – вот и все, что казалось в Лондоне настоящим.
Мне позволялось выезжать на конную прогулку каждое утро, при условии, что меня будет сопровождать грум и я не стану скакать галопом. Когда часы били семь, мы трусцой выезжали на улицы, людные даже в это время. По Дэвис-стрит, через Гросвенор-сквер, пыльную из-за стройки, по Аппер-Брук-стрит до парка, в котором зеленые листья казались сухими и усталыми, а некоторые кусты желтели по краям. Иногда привратник Гросвенор-лодж был уже на ногах и приветствовал меня, касаясь шляпы, но чаще мы с грумом были единственными людьми в парке. Возле тихого пруда бродили молчаливые утки, вокруг нас вились огромные стаи голубей.
Однажды утром я услышала низкий скрипучий шум, подняла голову и увидела пару белых лебедей, сделавших круг над прудом и севших на воду – они подняли в стоячей воде высокую зеленую волну, разбившуюся об их широкие белые груди.
В Широком Доле в это время года, подумала я, на кустах висят яркие зрелые ягоды. Орехи тесными гроздьями жмутся к веткам. В лондонском парке тоже произрастали фрукты и орехи, но все это казалось скорее декоративным развлечением. Это не имело никакого отношения к голоду, жизни и смерти. Белки на деревьях и утки у пруда были похожи на чучела, а не на живых голодных животных.
Грум ехал за мной на расстоянии полудюжины шагов, но я чувствовала, что он наблюдает за мной, как тюремщик. Море отчаянно хотел пойти галопом, но я держала его на подобранном поводе. Городские шумы его пугали и озадачивали, его уши то и дело прижимались к голове, пока мы шли по людным улицам. Когда я каталась на нем по мощеному проулку, а потом оставляла на конюшне, мне казалось, его темные глаза смотрели на меня с укором, словно говоря, что то, что он нашел для нас в ту ночь, когда мы совсем потерялись, было куда лучше. По дороге домой я пожимала плечами, словно пыталась объяснить себе самой, почему нам нужно быть здесь. Морю приходилось жить на улице, полной других конюшен, где ждали своих хозяев богатые экипажи и прекрасные лошади.
Я не понимала, почему я, окруженная всем этим богатством и роскошью, не чувствую торжества.
Я хотела лучшего, самого лучшего.
И теперь оно у меня было.
Перри никогда не ездил со мной кататься по утрам. Он слишком поздно приходил домой каждую ночь. Иногда погружался в ад карточной игры, иногда посещал петушиные бои или боксерские схватки. Однажды он собрался на конное представление и предложил взять меня с собой. Я сказала, что не хочу идти, что его мама не одобрит, если я пойду, и он отправился один. Я даже не спросила его, что там были за наездники и какие трюки они исполняли.
